Бедная Настя
Главы 1-49 Главы 50-99 Главы 100-149 Главы 150-299
После нелепой сцены с Натали Александр еще какое-то время совещался с Голицыным и Жуковским по поводу формы нового образца, пока ему окончательно не наскучило это занятие.
- Господа, на сегодня достаточно, думаю, завтра мы еще обсудим этот вопрос.
Фраза подразумевала, что все могут идти, что граф Голицын и сделал, но Жуковский остался.
- Ваше высочество, я долго думал, стоит ли вам сообщать сей неприятный факт, и решил, что вы должны об этом узнать.
- Что случилось, Василий Андреевич? – лицо Александра сразу стало озабоченным. Он прекрасно знал, что его учитель не станет беспокоить его понапрасну.
- Дело в том, что барон Корф оказался в тюрьме.
- Владимир? – озабоченность Александра тут же превратилась в беспокойство.
- Да, и у меня есть некоторые основания подозревать, что это из-за того письма, которое он передал вам.
Цесаревич нахмурился и тут же вспомнил один из разговоров со своим отцом, когда он упомянул какой-то донос, касавшийся пребывания Ольги в России, а потом имя Владимира.
- Василий Андреевич, вы правы... У меня тоже есть основания это подозревать. Нужно немедленно принять меры!
- Но что мы можем сделать?
- Для начала,
навестим его в тюрьме! – и Александр
решительно направился к двери.
Михаил прибыл в Петербург по требованию императора и счел нужным немедленно к нему явиться. Известие о восстановлении его воинского звания было для него самой приятной новостью за последнее время, и он спешил разобраться со всеми формальностями. Однако когда Михаил только подходил к приемной, он столкнулся в дверях со спешащим поручиком Орловым.
Поручик думал недолго: он знал, что Корф и Репнин являются друзьями.
- Князь, вынужден сообщить вам не очень радостные известия. Ваш друг, Владимир Корф сейчас в тюрьме по обвинению в убийстве.
- Что?! – бровь Михаила поползла вверх. – Этого не может быть! Владимир – благородный дворянин, он не способен на такое преступление!
- Я тоже уверен, что он не виноват. Более того, следствие склоняется к тому же выводу, но...
- Какое здесь может быть «но», поручик? Орлов немного подумал, прежде чем ответить.
- Князь, вы должны мне обещать, что никому не скажете, откуда вы узнали то, что я вам сейчас сообщу.
- Слово чести! – Михаил сильно забеспокоился: видимо, Владимиру все же грозила нешуточная опасность.
- Император собирается сделать так, чтобы Корфа все равно осудили.
Репнин только промолчал: он тут же понял, за какую на самом деле провинность император хочет наказать его друга. Александр рассказал ему, что письмо от Ольги передал именно Владимир, и теперь Михаил очень хорошо себе представил, насколько мог быть взбешен император этим фактом.
Дело требовало немедленного вмешательства, поэтому Михаил тотчас изменил свои планы: он направился к наследнику. Каково же было его удивление, когда он встретился с Александром возле его кабинета и понял, что он уже все знает.
- Михаил, мы сейчас едем в тюрьму, - сообщил цесаревич. – можем поехать все вместе.
- Да, конечно, я
поеду с вами! И втроем они отправились
навещать Владимира.
Полина испуганно смотрела на Ивана и молчала.
- Полина, - смягчился немного он. – Пожалуйста, расскажите, откуда у вас это кольцо, для меня это очень важно!
Полина упорно молчала: не могла же она признаться, что стащила кольцо из гроба барона? Тогда ей точно не видать Ивана, как своих ушей! А выдумать какую-нибудь правдоподобную историю никак не получалось из-за волнения.
- Полиночка! – взмолился, наконец, Иван. – Пожалуйста, просто скажите, откуда у вас это кольцо? Обещаю, я не стану его у вас забирать!
- Хорошо, это кольцо раньше было у Сычихи.
- Кто такая эта Сычиха?
- Ведьма, что живет в лесу!
Иван удивленно посмотрел на Полину.
- Ведьма? Вы верите в ведьм?
- Настоящая ведьма! Христом Богом клянусь! Всякие отвары, привороты, порча – дело для нее обычное. Сама не раз ее услугами пользовалась!
Полину вдруг посетила замечательная мысль: а не воспользоваться ли услугами Сычихи еще раз?
- А где ее можно найти? – спросил Иван, решив не спорить больше.
- А хотите, я вас провожу?
Иван на секунду задумался.
- Если вы меня подождете, то очень хочу. Буду вам признателен.
- Конечно, подожду,
- излишне поспешно ответила Полина и снова
покраснела.
Иван зашел в комнату к Соне и сел рядом с ней. До прихода Полины они говорили о его учебе в Москве, и он сказал, что выйдет только на минутку. Он не мог уйти с Полиной, не предупредив Соню.
- Иван Ильич, а я уж думала, что вы ушли не попрощавшись...
- Ну как я мог, Софья Петровна! Это Полина, из соседнего поместья, передала вам от Варвары гостинцы с пожеланиями выздоровления. Вот, - и он выложил на столик у Сониной кровати все, что наскоро собрала Полина. – Да, это вряд ли поможет залечить рану, а вот простуда вам теперь точно не грозит!
- Какая простуда! Я же никуда не выхожу вот уж который день!
- Ничего, Софья Петровна, вот скоро вы поправитесь, и мы будет с вами гулять по здешнему лесу. Места тут – красоты неописуемой! Не правда ли?
Соня снова потупила взгляд, ругаясь на себя за предательский румянец. Он еще больше усилился, когда Иван поцеловал ей руку.
- Софья Петровна, вынужден вас ненадолго оставить – нужно отлучиться по делам. Если вам будет угодно, я сегодня еще вернусь.
- Пожалуйста, возвращайтесь... – тихо проговорила Соня. – Мы с вами еще не договорили про вашу учебу...
- Долго ждать я вас
не заставлю! – улыбнулся Иван, поклонился и
вышел. Полина ждала его у выхода.
Лиза влетела в кабинет следователя, не обращая внимания на протестующие жесты его секретаря, не успевшего вымолвить ни слова.
- Алексей Иванович! Анна пропала!
Алексей Иванович, удивленно поднявший глаза от бумаг, поспешил встать навстречу Лизе.
- Елизавета Петровна, подождите, сядьте и успокойтесь. И расскажите все по порядку.
Лиза с трудом сдержала эмоции и последовала совету следователя. Она коротко рассказала о том, что Анна ходила навещать Владимира, но не вернулась, что ее маленькое расследование закончилось неудачей, и что она уверена – с Анной что-то случилось.
Алексей Иванович на минуту задумался.
- Дело принимает серьезный оборот, - заключил, наконец, он. – Есть ли у мадмуазель Платоновой здесь знакомые?
- Нет, что вы! Разве только князь Оболенский... но она говорила, что он заболел и сейчас лечится где-то на море. Поверьте, Алексей Иванович, я уже перебрала все варианты. Если допустить, что с Анной все в порядке, то она в любом случае не заставила бы меня так волноваться и сообщила о себе.
- Хорошо. Тогда
будем действовать.
Владимир после ухода Анны мирно уснул, но спустя какое-то время ему приснился страшный сон. Будто бы лето, очень жарко, он идет по лесу и набредает на избушку Сычихи. Заходит внутрь, спасаясь от жары, но хозяйки нет дома. Зато там сидит его мама, такая же прекрасная и молодая, какую он запомнил с детства. Она улыбается спокойной теплой улыбкой и с любовью смотрит на него.
Владимир хотел броситься к ней и обнять, он так обрадовался, что она здесь, живая, но мама остановила его жестом руки:
- Не нужно, Володенька. Я давно хотела сказать тебе, что я счастлива, и мечтаю только о твоем счастье. Ты должен быть сильным и мужественным, мы с отцом верим в тебя и молимся за тебя. Прислушайся к своему сердцу, и ты сможешь спасти свою любовь. Помни об этом.
В этот момент в дом вошла Сычиха, взяла Владимира за руку и вывела его на улицу. Там стоял гнедой жеребец и бил копытом о землю. Владимир в ужасе оглянулся на избушку и увидел, что пламя уже охватило весь дом.
- Мама! Мама! – закричал он и кинулся в огонь, но Сычиха его остановила. Гнедой жеребец ускакал прочь, и дрожь ужаса охватила его с головы до ног.
Подсознание
вырвало, наконец, Владимира из этого
кошмара, и он проснулся в холодном поту, все
еще дрожа от ужаса.
И с чего бы это ему мог присниться такой странный и жуткий сон? Жизнь, несмотря на тюремное заключение, была как никогда прекрасна, но почему-то подсознание вырвало из своих глубин эти страшные воспоминания детства. О чем говорила его мама? Что она имела в виду? И нужно ли прислушиваться к своему сну?
Владимир не успел ответить сам себе на эти вопросы, потому что засовы вновь заскрипели. Он ожидал увидеть кого угодно, но только не этих троих посетителей: ни каждого по отдельности, ни, тем более, всех вместе. Поэтому в первое мгновение он так удивился, что не смог ничего сказать.
Александр, Василий Андреевич и Михаил дружно пожали ему руку, похлопали по плечу и завалили вопросами о его самочувствии. Владимир рассеянно ответил, что у него все в порядке и вдруг спросил:
- Послушайте, а как вы узнали? И почему все сразу прибыли?
- Владимир, - взялся объяснить Александр. – Мы все – ваши друзья и искренне стремимся вам помочь. Как только мы узнали, мы сразу же направились к вам. По дороге Михаил рассказал нам истинную причину вашего ареста – убийство какого-то человека, но все равно у нас есть основания полагать, что, несмотря на положительный для вас исход следствия, вас попытаются засудить.
Владимир нахмурился.
- Понимаю ваше удивление, но вспомните, что вы мне передали, и, уверен, вы все поймете.
- Император? – вздохнул Владимир. Ответ уже не требовался.
- Ольга покушалась на мою жизнь, но в результате застрелилась сама...
- Что?? – воскликнул Владимир.
- Смею заметить, господа, - вмешался Жуковский, - что здесь у стен есть уши.
- Да, да. Владимир, мы тебе потом все расскажем. А пока, расскажи нам, что это за обвинение в убийстве, - попросил Михаил.
- Миша, а ты-то здесь что делаешь? Ты же должен быть в поместье.
- Потом, потом.
Рассказывай.
Владимир поведал, как пошел спасать Анну, как нашел ее в подвале одного борделя, бесчувственную, как, защищаясь, вынужден был выстрелить. Его рассказ был сух и короток, но все прекрасно поняли, в какой опасности была Анна, и в каких чрезвычайных условиях оказался Владимир.
- Без всякого сомнения, вашей вины тут нет, - заключил Александр. - А кто такая Анна?
Владимир и Михаил невольно переглянулись, и, поняв друг друга, посмотрели на Александра.
- Это воспитанница моего отца и моя возлюбленная, - ответил Владимир и снова переглянулся с Михаилом, который удивленно повел бровью.
- Ах вот как! – Александр невольно улыбнулся, заметив, как переглядываются князь и барон. - В таком случае, вы невиновны вдвойне! Что скажете, Василий Андреевич?
- Уверен, что, доказав преступные действия со стороны владельцев борделя по отношению к девушкам, мы докажем невиновность барона.
- Хорошо. Я сейчас же возвращаюсь во дворец, чтобы поговорить с отцом.
- Но, ваше высочество, никаких препятствия следствию пока не чинится, поэтому пока рано раскрывать карты. Возможно, мы все ошибаемся, и император не собирается никак вмешиваться в эту историю.
- Василий Андреевич, вы как всегда правы. Ну что ж, тогда немного подождем. Надеюсь, Владимир, мы еще с вами встретимся на балу, куда я вас пригласил. Непременно вышлю вам новое приглашение в связи с переносом даты помолвки и в связи с появлением у вас спутницы.
- Спасибо, ваше высочество.
Они дружески попрощались с Владимиром и ушли. Впечатление от сна уже отошло на задний план, и он серьезно задумался над теми новостями, которые ему успели сообщить. По всему выходило, что положение его незавидно.
В надвигающейся темноте лес казался зловещим. Полина, шедшая немного впереди Ивана, постоянно прислушивалась к разным шорохам и звукам и то и дело останавливалась. Иван был вынужден терпеть и постоянно ее подбадривать, поскольку ему обязательно нужно было переговорить с Сычихой.
В домике Сычихи горел свет. Дверь, однако, им открыли не сразу.
- Кого это принесло на ночь глядя? – спросила хозяйка, выглядывая в вечерний полумрак.
- Это я, Полина. Со мной сын нашего доктора, он поговорить с тобой хотел.
Сычиха долго вглядывалась в почти скрытое темнотой лицо Ивана, а потом пригласила их пройти. В доме ее было, как всегда, тепло и пахло какими-то травами. Ивана заинтересовала аскетическая обстановка этого небольшого дома, странным образом соседствующая с дорогими вещами. Вот, например, старинная икона в углу в золотом окладе, а на простой деревянной полке стоит шкатулка из камня, явно напоминающего малахит. Не удивительно, что у этой женщины мог быть такой дорогой перстень: она его явно у кого-то купила.
При свете свечей Сычиха постаралась разглядеть гостя повнимательнее. Ее испытующий взгляд заставил Ивана поежится и слегка усомниться в своей убежденности в том, что ведьм не существует. После минутного разглядывания Сычиха вдруг, словно расслабившись, перевела взгляд на Полину, и давящее ощущение прошло.
- Тебе я помочь не смогу, - заявила ей Сычиха, чем привела Полину в полное замешательство. Она же ей еще ничего не говорила о приворотном зелье! Вот и не верь после этого в ведьм!
- Как?! Почему? Я тебе заплачу...
- Я же сказала, разве не понятно? – отрезала Сычиха и обратилась к Ивану: - А ты пришел меня о чем-то спросить?
- Да, - Иван
откашлялся и достал из кармана перстень,
временно взятый у Полины. – Полина сказала,
что вот это кольцо раньше было у вас. Мне
нужно знать, как оно к вам попало?
Сычиха посмотрела на кольцо с каким-то отрешенным видом, чем вызвала у Ивана первые подозрения о легком помутнении ее рассудка. Этим могло объясняться и ее странное поведение при встрече.
- Полина, выйди-ка на минутку.
Полина непонимающе посмотрела сначала на нее, потом на Ивана, но подчинилась. Когда дверь за ней закрылась, Сычиха подошла к Ивану поближе и взяла в руки кольцо.
- Ох, не к добру это, не к добру! Это кольцо должно лежать в могиле! – Сычиха посмотрела на Ивана. – А откуда оно у тебя?
- Сначала вы ответьте мне.
Вместо ответа Сычиха тихо подошла к двери и резко открыла ее. Полина не успела вовремя отойти, и дверь слегка зацепила ее по носу. Полина, уличенная в подслушивании, гордо вскинула голову и, потирая нос, вышла из поля зрения.
- В этом нет никакого секрета, - сказала Сычиха. - Этот перстень давным-давно передала мне одна моя хорошая знакомая.
- Кто она? – заволновался Иван.
- Крепостная, ее имя тебе ничего не скажет.
- Крепостная? – удивился Иван. – А как ее найти?
- Только на том свете, - усмехнулась Сычиха.
Иван задумался: похоже, ниточка, только-только им потянутая, навсегда оборвалась.
- Когда она умерла?
- Может пятнадцать, может двадцать лет назад. Не помню уже. Теперь и ты скажи мне, откуда у тебя кольцо?
- Мне его показала Полина.
Сычиха засмеялась. Ее смех, разносившийся, казалось, по всему лесу, снова вызвал у Ивана давящее неприятное чувство. Отсмеявшись, она вернула Ивану кольцо и произнесла фразу, повергшую Ивана в изумление:
- Сонечка – очень хорошая девушка, береги ее.
Сычиха всем своим
видом показала, что визит окончен. Ивану
ничего не оставалось, как уйти ни с чем. Он
так и не узнал, как эта реликвия вновь
увидела свет и почему она однажды пропала...
Лиза обрадовалась, когда Алексей Иванович воспринял ее опасения всерьез. Он позвал своего секретаря, и они вместе продиктовали ему приметы пропавшей Анны.
- Поставьте гриф «Особой важности», - добавил в конце Алексей, - и немедленно разошлите по всем жандармским участкам. А сейчас найдите мне двух самых лучших жандармов и приготовьте экипаж.
Когда секретарь поспешно удалился, Алексей обратился к Лизе:
- У меня есть некоторые соображения по поводу того, куда пропала Анна. Вы, конечно, понимаете, что она – очень опасный свидетель для преступников, ведь только она может дать показания о том, что творилось в том борделе на самом деле. Люди, которые работают сейчас в этом ресторанчике – явно простые пешки и ничего не знают, я уже проверял. Очень плохо, что вы не пришли сегодня вместе, показания Анны уже фигурировали бы в деле. Кому-то было очень выгодно ее похитить.
- Какой ужас! – воскликнула Лиза. – А я и не подумала! Так значит, это те люди похитили Анну?
- Я не могу знать этого точно, это всего лишь предположение. На улицах Петербурга с ней могло случиться, к сожалению, все, что угодно. Но я обязан проверить это предположение, поэтому сейчас отправляюсь к небезызвестному нам доктору Шмидту.
- Я с вами!
- Елизавета Петровна, сейчас вы вольны выбирать: или останетесь здесь и подождете моего возвращения, или поедете домой, а я вам завтра все сообщу. Третьего не дано, простите.
- Но как же...
- Выбирайте. Могу лишь сказать, что буду рад вас снова сегодня увидеть.
- Конечно, я остаюсь здесь. Только возвращайтесь скорее!
В кабинет как раз
постучал секретарь, чтобы доложить, что
экипаж и жандармы ждут. Алексей поклонился
Лизе и, не теряя ни минуты, вышел.
После возвращения вместе с цесаревичем и Жуковским во дворец, Михаил все-таки доложил о себе императору. Ждать в приемной ему пришлось недолго: Николай I принял его почти сразу.
- Князь, признаться, не думал, что мы с вами еще встретимся, тем более при подобных обстоятельствах. Но я не помню зла, если человек полностью искупил свою вину. Ваш поступок доказал, что вы остались верны России и престолу.
- Благодарю, ваше императорское величество. Я лишь исполнил свой долг.
- Вы проявили недюжинную храбрость и расторопность. Я считаю необходимым поощрять подобные поступки и поэтому возвращаю вам воинское звание и восстанавливаю при дворе. Документы, надеюсь, вам уже передали.
- Весьма рад, ваше величество, премного благодарен.
- Скажите, князь, как идет расследование в уезде? В последний раз ваше донесение внушало некоторое беспокойство.
- Да, ваше
величество, это так: обстановка там
действительно весьма тревожная. Более того,
не далее как несколько дней назад было
совершено покушение на знатную помещицу и
ее младшую дочь, обе довольно серьезно
ранены.
- Что вы говорите! А что местные представители закона?
- Нужно отметить, что людей в местном управлении явно недостаточно.
- Я обязательно разберусь с этим. А пока, князь, у меня к вам деловое предложение.
- Слушаю, Ваше величество.
- Как вы отнесетесь к тому, чтобы занять должность моего советника по вопросам безопасности? Со всеми причитающимися привилегиями.
Михаил опешил: он никак не ожидал получить столь серьезное повышение и просто не был готов к этому.
- Ну что вы, князь, не стоит так удивляться! Я же сказал, что ценю верную службу.
- Ваше величество, это большая честь для меня! Я с радостью принимаю ваше предложение, только позвольте мне закончить возложенные на меня обязанности в уезде. Я уже близок к поимке преступников.
- Ну что ж, ваше стремление не бросать начатое на полпути весьма похвально. Возвращайтесь в уезд и закончите ваше дело. Только приезжайте в Петербург сразу же после его завершения.
- Непременно, ваше величество! Разрешите идти?
- Постойте, - на какое-то мгновение Михаил подумал, что сейчас император спросит про Владимира. Но он всего лишь протянул ему конверт с гербовой печатью. – Это приглашение на бал, который состоится сразу после Пасхи.
Михаил
поблагодарил императора еще раз и удалился,
пытаясь осознать важность произошедшего. И
в этот момент он вдруг вспомнил то, о чем в
последнее время почему-то ни разу не
вспоминал: предсказание мадам Тамары
насчет его предназначения. Он тогда не
дослушал ее и так и не узнал, что же такого
особенного предназначено ему судьбой. Но
теперь, вдруг, как озарение, пришло
понимание: его предназначение в
государственной службе. Тамара знала о чем-то
важном, что ему еще предстоит сделать. Что ж,
от судьбы не уйдешь.
Как только Алексей ушел, и Лиза осталась одна она вдруг подумала, что было бы неплохо, пока он не вернулся, съездить в дом и проверить, не вернулась ли случайно Анна. А то получится, что они тут все с ног сбились, а она уже дома.
- Господин следователь просил присмотреть за вами, мадмуазель, - сказал секретарь, когда Лиза собралась уходить.
- Не бойтесь, я не поеду за ним следом, мне просто нужно ненадолго съездить домой, а потом я непременно вернусь.
Впрочем, секретарь не собирался задерживать Лизу, и уже через четверть часа она приехала к особняку Корфа. Она мало надеялась, что найдет там Анну, и чуда не произошло. Лиза вздохнула и решила было возвращаться обратно, как встретила в коридоре Степана. И тут ей пришла в голову мысль.
- Степан, - позвала она. – Скажи, а ты хорошо помнишь то место, откуда вам пришлось выручать Анну?
- Само собой. Я же там два раза был.
- Тогда вот что. Запрягай повозку, мы немедленно едем туда!
- Как прикажете,
барышня.
Степан управился довольно быстро, а если учесть, что до борделя отсюда было совсем недалеко, то Лиза оказалась на месте еще через четверть часа. Вокруг не было ни души, только неподалеку стоял экипаж, на котором приехал Алексей, но внутри явно что-то происходило. Хотя на первом этаже ресторан был явно закрыт, наверху слышался звон разбиваемого стекла, топот и приглушенные крики. В окнах второго этажа мелькали тени. Лиза, не в силах усидеть на одном месте, слезла с повозки и решила подойти к двери, чтобы прислушаться к доносившимся крикам.
Как только Лиза
приблизилась к двери, она внезапно
распахнулась, и изнутри выбежал какой-то
мужчина. То, что произошло потом, заняло не
больше нескольких секунд. С разбегу мужчина
налетел на Лизу, и они вместе упали, причем
Лиза упала на спину и больно ударилась о
мостовую. Мужчина навалился на нее сверху,
вызвав бурю возмущения в ее душе, при этом
он прокричал что-то очень неприличное, чем
разозлил Лизу окончательно. Она с размаху
ударила его ногой в самое чувствительное
место и вдобавок со всех сил, преумноженных
возмущением, пнула кулаком в живот. Взвыв от
боли, мужчина завалился на бок, наконец,
освободив ее. Лиза собралась было подняться,
как из двери выбежал Алексей и чуть тоже не
налетел на лежавшую почти у порога Лизу.
Алексей увидел корчившегося от боли
мужчину, и в глазах его промелькнуло
искреннее изумление, но только на долю
секунды. В следующую секунду он бросился к
мужчине и скрутил ему за спиной руки. Тут
уже подбежал и один из жандармов, слегка
прихрамывая, и помог своему начальнику
поднять преступника на ноги. Он повел его к
экипажу, помогая ему пинками и тумаками. А
Алексей тут же кинулся к Лизе, помогая ей
встать на ноги.
- Елизавета Петровна! С вами все в порядке? – Алексей осмотрел ее с ног до головы, проверяя, нет ли у нее каких-то повреждений.
- Да, да, со мной все хорошо, только спиной ударилась...
- Я же велел вам сидеть в управлении! Как вы здесь оказались?
- Я волновалась за вас и за Анну, и не смогла усидеть на месте, - немного виновато произнесла Лиза, пытаясь задобрить волновавшегося за нее коллежского асессора. – И, кажется, все-таки сослужила вам добрую службу...
Она встала на ноги, а Алексей все еще держал ее за обе руки.
- Лиза! Но вы же могли пострадать! У преступника в руках был нож!
- Нож?! – удивленно воскликнула Лиза. Конечно, никакого ножа она заметить не успела: слишком быстро все произошло. Она посмотрела туда, куда указывал Алексей, и обомлела: на мостовой, там, где минуту назад лежал преступник, действительно валялся большой нож. Она быстро перекрестилась, благодаря господа, что осталась цела.
- Этим ножом он ранил одного из моих людей, он остался там, внутри. Он же мог ранить и вас!
- Слава богу, все обошлось, не сердитесь на меня, пожалуйста! – взмолилась Лиза.
- Боже мой, Лиза! Я так за вас испугался! – и в порыве чувств Алексей привлек Лизу к себе и обнял. Она с благодарностью обняла его тоже, и слезы сами вдруг брызнули из глаз.
- Лиза, пожалуйста, не плачьте! Мне невыносимо видеть ваши слезы! Лизонька!
Но Лиза только заплакала еще сильнее.
- Лиза! – Алексей
поднял голову Лизы со своего плеча и
посмотрел ей в глаза. Она встретила его
такой притягательный взгляд и перестала
рыдать. Легкое головокружение вперемешку
со странным ощущением восторга от того, как
эти глаза смотрели на нее, буквально
заставило Лизу самой потянуться губами к
его губам. Но Алексей, до этого отчаянно
сражавшийся с тем же самым притягательным
ощущением, опередил ее.
Их поцелуй длился очень долго. Жандарм, успешно привязавший с помощью извозчика преступника к специальным поручням, пошел за своим раненым сослуживцем. Проходя мимо целующейся пары, он покачал головой, но ничего не сказал.
- Лиза, - сказал Алексей, когда они насладились этим поцелуем. – Простите мне мою слабость, просто вы понравились мне с первого взгляда. Но, поверьте, со мной такое случилось впервые...
- Со мной тоже... Я раньше никого вокруг не замечала, любила только одного человека, который, на самом деле, был ко мне абсолютно равнодушен...
- Не нужно, Лиза, давайте не будем ворошить прошлое... Скажите-ка мне лучше, как вам удалось завалить этого негодяя? – Алексей заулыбался. - Признаться, я сначала настолько опешил, что не сразу понял, что преступника следует арестовать!
- А я? Я так разозлилась на него! – воскликнула Лиза смеясь. - Сначала он толкнул меня так, что я упала и больно ударилась. При этом этот боров навалился на меня всей своей тяжестью!
- Лиза, не лукавьте! Этот врач – весьма щуплый человек и ему никак не подходит определение «боров»!
- Пусть! Тогда я
подумала иначе. И тут этот негодяй сказал
нечто такое, что приличным барышням слышать
просто категорически запрещено! Этого я
вынести уже не смогла и очень чувствительно
его ударила. Думаю, он теперь надолго
запомнит этот урок!
Они засмеялись и пошли к экипажу. Вдруг Лиза перестала смеяться:
- Вы нашли Анну?
- Нет, ее здесь нет. И, насколько я могу судить, этот человек не причастен к ее исчезновению. Я обязательно это проверю.
- Как же так? Вы же говорили, что ее могли похитить как опасного свидетеля!
- Это было только предположение, я обязан был его проверить. Видимо, это не так. Зато мы теперь сможем оправдать Владимира: я расколол этого доктора в пять секунд, потому он и потерял над собой контроль. Он набросился на одного из моих людей с ножом, к сожалению, я не успел среагировать. Он убежал, и, если бы не вы, мог бы запросто скрыться.
- Где же теперь искать Анну? – упавшим голосом произнесла Лиза. – Что с ней могло случиться?
- Лиза, поверьте, я сделаю все возможное.
- Я вам верю, - Лиза посмотрела в его бесконечно добрые и необычайно притягательные глаза и поняла, что может во всем доверять этому человеку. Ей так всегда не хватало рядом сильного плеча, на которое можно было бы опереться в трудную минуту, и теперь она почувствовала долгожданное облегчение.
Они вместе
поехали в повозке со Степаном, а жандармы с
преступником – в их экипаже. Но в
управлении их ждал крайне неприятный
сюрприз: губернский прокурор, самолично
приехавший в управление, объявил, что
Бессонов Алексей Иванович отстраняется от
расследования, а дело барона Корфа
передается на рассмотрение судье.
Ивану пришлось проводить Полину до дома, но там он крайне вежливо, но настойчиво распрощался с ней. Ему было весело наблюдать за ее реакцией, но он давно уже не попадался в столь явно расставленные сети. Кроме того, его ждала Соня и загадка исчезнувшего перстня.
По дороге он думал, что не задал Сычихе всех вопросов, которые был должен задать, но теперь он знал главное - где искать ответы, и собирался еще раз навестить эту странную женщину, поведение которой, с одной стороны, наводило на мысли о безумии, а с другой – внушало благоговейный трепет.
Соня уже не скрывала радости от его возвращения. Образ этой милой девочки так глубоко проник ему в сердце, что теперь занимал в нем самое главное место. И, странно, он не сопротивлялся, хотя раньше считал, что его сердце всегда должно быть свободно.
- Иван Ильич, как хорошо, что вы вернулись!
- Мы с вами еще не закончили наш разговор. А я не люблю откладывать что-либо на потом. Сейчас только схожу проведаю вашу маменьку, посмотрю, как она, и вернусь.
Иван осмотрел Марью Алексеевну, констатировав, что травма головы оказалась серьезнее, чем огнестрельное ранение. Рана на животе понемногу заживала, а вот в себя княгиня никак не приходила. Это бессознательное состояние могло закончиться в любую минуту, но могло и продолжаться еще очень долго: здесь он ничего уже сделать не мог.
Поэтому он вернулся к Сонечке, и они еще немного поговорили о его учебе. Он рассказал ей много смешных историй из своей студенческой жизни, и под конец так насмешил Соню, что у нее сильно разболелась рана.
Иван, покаявшись в своей непредусмотрительности, попросил Соню переменить тему разговора. И тут она, снова немного покраснев (как же хорош был этот румянец!), сменила тему разговора в весьма неожиданном направлении:
- Знаете, Иван Ильич, а вы почему-то совсем непохожи со своим отцом... Наверное, вы похожи на свою маменьку...
- О, да, Софья
Петровна, вы правы. Я пошел в свою мать и
почти ничего внешне не перенял от отца.
Хотите, я вам расскажу историю нашего
семейства, местами весьма грустную? А может,
не стоит вас сейчас расстраивать?
Соня испугалась, что Иван действительно решит, что не стоит ее расстраивать и передумает рассказывать. А ей было жуть как интересно! Поэтому она поспешила его уверить:
- Обещаю, что не буду сильно волноваться. А вы расскажите мне то, что сочтете нужным.
- Ну хорошо. На самом деле маму свою я почти не помню. Помню только то тепло и доброту, которыми она меня всегда награждала. Помню, как сильно любил ее отец, прямо души в ней не чаял. И было за что! Она у меня такая красавица была! Как-нибудь пожалуете к нам в гости – ее портрет, кистей какого-то очень знаменитого художника, висит у нас в гостиной. Отец рассказывал, что по ней сходили с ума многие молодые люди, но она была из очень знатного княжеского рода, и ее отец – мой дед – не мог допустить, чтобы она вышла замуж за какого-нибудь оборванца. Мой же отец, естественно, ни к какому особо знатному роду не принадлежал, но маменьку мою полюбил больше жизни с первого же взгляда. Естественно, шансов добиться ее руки и сердца у него почти не было, пока он не оказался однажды в нужном месте в нужное время и не спас моего деда от неминуемой смерти. Дед сразу зауважал его, стал часто приглашать в дом, а потом в один прекрасный момент стукнул кулаком по столу и сказал, что отдает свою дочь за него замуж. Через какое-то время родился я. Мое детство, пока жива была моя маменька, было сплошным веселым праздником. То были счастливые времена! Все изменилось в один миг, когда мама умерла при родах... Мои родители так хотели второго ребенка... Мне тогда было всего лишь пять лет, но я хорошо помню те черные дни. После смерти матери я решил пойти по стопам отца и обязательно стать врачом, чтобы никогда не чувствовать своего бессилия перед смертью.
Соня слушала его с широко раскрытыми глазами, на которых под конец рассказа появились слезы.
- А как же ребенок?
- Какой ребенок?
- Ну... вы сказали, что ваша маменька умерла при родах...
- Да... – Иван невольно вздохнул. – Ребенок погиб тоже. Я тогда страшно ненавидел это дитя, за то, что оно отняло у меня маму. Но сейчас я уже уверен, что было бы гораздо справедливее, если бы ребенок остался жив...
На этом месте Соня не выдержала и зарыдала. Иван нежно и аккуратно, чтобы не потревожить рану, обнял ее.
- Ну вот, Сонечка,
вы же обещали не расстраиваться...
Промучившись весь день от навалившихся на него неприятностей, Андрей под вечер принял решение сделать хоть что-то, чтобы изменить положение дел. Маменьке он помочь никак не мог: оба доктора уверяли, что сделали все возможное, чтобы она выздоровела, Соня, кажется, была под надежной защитой: особое внимание к ней младшего Штерна ни для кого уже не было секретом и всех только радовало, а Таню уже было не вернуть. Однако он мог попытаться найти Лизу. Андрей решил съездить в поместье Корфа, чтобы расспросить слуг о ней: может, они знают, куда она пропала. Просто ждать свою сестру, сидя на месте, он больше не мог.
Первым делом он решил расспросить Варвару: она хоть и числилась всего лишь поварихой, но знала все, что творится в доме, не хуже хозяев. Андрей не ошибся: после недолгих уговоров Варвара поняла, как сильно Андрей переживает за Лизу, и рассказала, что она уехала с бароном в Петербург.
Андрей, немного
успокоившись, решил, что завтра же
отправится в Петербург, отыщет Лизу и
попытается уговорить ее вернуться. Он был
уверен, что, узнав о неприятностях,
свалившихся на их семью, она непременно
вернется.
Андрей Платонович всегда был уверен, что и на его улице наступит праздник. Сегодняшний день стал тому лучшим подтверждением: ему прислали благодарность от самого императора и небольшой, но увесистый мешочек с золотыми монетами. Кроме того, все Долгорукие были так погружены в свои проблемы, что на него уже никто не обращал внимания. Поэтому поздно вечером он отправился по одному ему известному делу. Впрочем, если верить словам Марьи Алексеевны, это дело было известно еще и ей. Андрей Платонович сильно волновался о том, как бы она не разболтала всем подряд об увиденном, поэтому собирался сделать так, чтобы Марья Алексеевна уже больше никогда не могла шантажировать его этим.
Поэтому он отправился в свое заброшенное поместье, постоянно оглядываясь, чтобы на этот раз не допустить слежки.
Путь был неблизким и проходил по лесу, где располагался цыганский табор. Обычно ему удавалось избежать встреч с цыганами, но не в этот раз. Путь ему внезапно преградила Рада, шедшая из чащи с вязанкой хвороста.
- А, барин! Что это вы тут ходите? Чего вынюхиваете? Вот скажу моему брату, он сразу вас выведет на чистую воду!
- О чем ты, дуреха? Это мои земли, где хочу – там и хожу! – возмутился Забалуев.
- Честные люди по ночам в лесу не ходят,– отрезала Рада. – Говорите, что вынюхиваете в нашем таборе? Что вам понадобилось? Иначе скажу брату!
- Да сдался мне ваш
табор! На моих землях стоите, а еще и гонор
показываете! Хотя... – спасительная мысль
промелькнул в голове Андрея Платоновича. –
Постой, хочешь заработать денег?
- Мне не нужны ваши грязные деньги! – гордо ответила Рада.
- Тогда могу оказать тебе какую-нибудь услугу взамен моей.
- Услугу? – Рада на секунду задумалась. – Есть тут одно дело, в котором мне может понадобиться помощь.
- Так говори!
- Нет уж, сначала вы.
- Спрячь у себя в таборе одного человечка. Тихий он, смирный, никого не обидит, лишнего куска хлеба не съест. Только так, чтобы он нем ни одна живая душа не знала.
- Хм, - усмехнулась Рада, вспомнив, как они прятали в своем таборе одну беглянку. – Что ж, дело не хитрое. А у меня к вам другая просьба будет. Знаю, что у вас с князем Михаилом дела какие-то были. Мне нужно, чтобы вы его в табор под любым предлогом привели, скажите, что его Седой ищет или намекните, что сами по каким-то делам туда идете – он сразу заинтересуется.
- А что если он в таборе про моего человека проведает?
- Не проведает, я позабочусь. Вам и гарантия моя будет, если просьбу выполните.
Андрей Платонович задумался.
- По рукам! Сегодня же приведу человека, жди меня здесь через час.
- Ваша воля, барин.
Только вы про мою просьбу не забудьте.
Темноволосый молодой человек с черными усами и невероятно грустными большими глазами сидел при свете свечи в старом потертом кресле и наблюдал за лежавшей в его небольшой кровати прекрасной девушкой. Вот уже целый час он не мог оторвать глаз от этого божественного облика, точно созданного как образец абсолютной красоты где-то на небесах. Его тонко чувствовавшая душа, полная юношеского романтизма, не могла остаться равнодушной к такой неземной красоте. Молодой человек понял, что как бы не повернулась его судьба в дальнейшем (а он был убежденным фаталистом, которому не раз предсказывали скорую смерть), он навсегда сохранит в душе этот образ. Он будет черпать вдохновение в воспоминаниях об этой девушке, а если она пожелает остаться с ним – только ей одной посвятит остаток своей жизни. Он не собирался себя обманывать: он не хотел отпускать эту девушку. Он намеревался сделать все, чтобы она осталась с ним. Быть может, это был его последний шанс обрести настоящую любовь.
Молодой человек,
наконец, встал и взял со стола письменные
принадлежности. Снова опустившись в кресло,
он ненадолго задумался. А потом, точно
озаренный вдохновением, он быстро написал
шестистишие, полное грусти:
И странная тоска теснит уж грудь мою;
Я думаю об ней, я плачу и люблю,
Люблю мечты моей созданье
С глазами, полными лазурного огня,
С улыбкой розовой, как молодого дня
За рощей первое
сиянье.
Он отложил перо и
бумагу в сторону и понял, что больше не в
силах написать ни строчки. Ну и пусть. Когда-нибудь
потом он допишет стихотворение, и никто
никогда не узнает, о чем оно на самом деле...
Весь вечер Владимир, сидя на тюремных нарах, думал об Анне. Его губы все еще помнили сладость их поцелуя, и он уже был не в силах думать о чем-то другом, даже о гневе императора. Несколько раз в его камеру заглядывал поручик Писарев, словно желая убедиться, что Владимир не просочился сквозь решетку на окне и не исчез в крысиной норе. Всякий раз он буравил недобрым взглядом Владимира, который удостаивал его лишь презрительной ухмылкой. Вот и сейчас лязгнули замки, и в камеру снова вошел Писарев.
В этот раз торжество на его лице невозможно было ни с чем перепутать. Владимир понял, что поручик приготовил ему какую-то очередную гадость. И что не живется человеку спокойно? Вот разозлит его по-настоящему, и придется его уже судить за двойное убийство. Только Писарев уже не сможет насладиться этим процессом.
- Барон Корф, у меня для вас сообщение. Следствие по вашему делу закончено и передано в суд. Могу сказать по большому секрету, что ваша вина доказана и не подлежит сомнению. Остались сущие формальности.
Владимир промолчал. Эта новость, судя по довольной физиономии поручика, правдивая, оставила его почти равнодушным. Странно, но он почему-то не чувствовал никакого беспокойства. Быть может, он просто знал, что все обойдется? Теперь, когда он так счастлив, с ним не могло ничего случиться: его хранила любовь к Анне.
- Но, барон, я не хочу с вами просто так расставаться. У нас с вами давние счеты, пора подвести итог.
И, не сказав
больше ни слова, поручик с торжествующим
видом вышел. Владимир пожал плечами и снова
погрузился в мысли об Анне, поэтому не
заметил, сколько прошло времени. Дверь в его
камеру снова открылась, и постовой
прикладом винтовки затолкнул в камеру
двоих мужиков явно бандитского вида. Оба
крепко выругались, смачно сплюнув вслед
быстро ретировавшемуся постовому, и дружно
обернулись на сидевшего на нарах Владимира.
Оба были красавцы – как на подбор: лохматые,
оборванные, с кандалами на ногах и звериным
выражением на лице. Владимир подумал, что
Писарев, похоже, совсем свихнулся на почве
ненависти, и тревожно нахмурился. В любую
минуту он готов был вскочить на ноги, чтобы
защищаться. Вот бы ему шпагу в руки или
какой-нибудь захудалый нож! Он бы места
мокрого не оставил от этих двух головорезов.
А так придется постараться...
Наконец освободившись, Александр решил поискать Натали, чтобы объясниться с ней. Памятуя об их встрече в поместье, когда она его обвинила во всех смертных грехах, он постарался продумать их разговор заранее. Но, как всегда, все пошло не так, как хотелось бы.
Натали отдыхала в своей комнате, поэтому отыскать ее было нетрудно. Когда он, постучавшись в дверь, вошел, она встала ему навстречу и вежливо поклонилась. Было очевидно, что набрасываться на него она не собиралась.
- Натали, я бесконечно рад вас видеть, - с чувством сказал Александр, все еще согреваемый до конца не прошедшей влюбленностью в эту удивительную молодую леди.
- Вы мне уже говорили об этом, - вежливо заметила Натали.
- Никогда нелишне повторить это снова.
- Как вам будет угодно...
- Натали! Что с вами? Вы позабыли, что мы договорились оставаться друзьями? Неужели вы настолько низко цените дружбу наследника российского престола?
Натали удивленно посмотрела на цесаревича и ответила:
- После того, что произошло, я вынуждена осторожно относиться ко всему, что происходит вокруг меня.
- Вы хотели
сказать, что осторожно относиться ко мне?
Право, не стоит. Я по-прежнему ваш верный
друг, готовый в любую минуту прийти на
помощь. Произошло нечто ужасное, но, знаете,
жизнь мудра и справедлива, она в результате
все расставит по своим местам. С недавних
пор я понял, что все, что ни делается – все к
лучшему.
- И даже смерть Ольги? – дрожащим голосом спросила Наташа.
- И даже смерть Ольги. Она помогла мне повзрослеть и раскрыла глаза на мир.
- А что же хорошего это принесло самой Ольге?
- Избавление. Ее большое чувство не могло угаснуть, как это ни больно признавать. Она просто обречена была мучиться всю жизнь.
Натали надолго задумалась.
- А как же память о ней? Теперь она войдет в историю, как сумасшедшая полька, ослепленная любовью, которая чуть не убила наследника российского престола. К тому же, у церкви нет оправдания самоубийцам...
- Нет, этого не случится. Я позаботился, чтобы об этом никто не узнал. Ольга сейчас уже, наверное, в Польше, рядом со своим несостоявшимся мужем, который похоронит ее со всеми возможными почестями.
Натали внимательно посмотрела в глаза Александра. Они по-прежнему излучали то обаяние и величие, которые всегда приводили ее в восторг. Они по-прежнему были честны и открыты. Им невозможно было не поверить. И она поверила.
- Простите, ваше величество, что усомнилась в вашей честности...
- Ну что вы, Натали! Это я должен просить у вас прощения... Ну что, мир?
- Мир, - ответила Натали и улыбнулась. Александр подошел к ней и поцеловал руку.
- Натали, вы самая удивительная девушка на свете!
- А как же принцесса Мария? – с улыбкой спросила Натали.
- А принцесса – самая замечательная и добрая на свете!
- Ну что ж, это меня вполне устраивает.
- Признаться, меня
тоже.
Они тепло улыбнулись друг другу.
- Простите, Натали, мне мое любопытство, но почему вы сегодня так сурово обошлись с моим новым адъютантом? Честно говоря, я вас даже не узнал. Я знал графа Голицына и раньше – это блестящий офицер и весьма достойный и благородный человек. Право, он не заслуживает тех недобрых взглядов, которые вы на него бросали.
- А я не заслуживаю тех насмешливых взглядов, которые он бросал на меня! – отрезала Натали, раздосадованная тем, что Александр затронул эту уже ставшую для нее больной тему.
Цесаревич с удивленной улыбкой посмотрел в глаза Натали. Когда же она отвела взгляд, он невольно рассмеялся.
- Что в этом смешного?
В этот момент в комнату настойчиво постучали.
- Простите, Натали, но теперь, кажется, вы ведете себя как девчонка! – успел ответить Александр, прежде чем она разрешила стучавшему войти.
Это оказался как раз флигель-адъютант Голицын.
- А, любезный граф! Легки на помине! Мы только что говорили о вас с мадмуазель Натали, - Александр краем глаза посмотрел на мгновенно покрасневшую Наташу и удовлетворенно улыбнулся, заметив, что граф тоже смотрит на нее. – Однако, весьма любопытно, что вам понадобилось в покоях фрейлины моей невесты?
- Ваше высочество, - на секунду Александр все-таки заставил Сергея смутиться, - я разыскиваю вас по всему дворцу. Мне сказали, что вы пошли сюда.
- Что-то случилось?
- Пока не знаю, но почти уверен, что да. Из Петропавловской крепости прибыл солдат, который божится, что у него весьма важное и срочное к вам дело.
Александр тут же
изменился в лице. Он попросил у Натали
прощения и бросился в свой кабинет, где ждал
его этот солдат.
Алексей какое-то время молча сидел в кресле с закрытыми глазами. Лиза боялась даже дышать, поэтому тихо сидела напротив и терпеливо ждала. Она прекрасно понимала, что теперь его возможности значительно сужены, но знала, что он не оставит это дело не только ради принципа, но и ради нее.
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем Алексей открыл глаза и заговорил:
- Лиза, очевидно, что кто-то очень могущественный хочет засудить Корфа. У вас есть соображения на сей счет?
- Ни малейших, – удивилась Лиза. – Впрочем...
- Лиза, мне вы можете рассказать все, или вы сомневаетесь?
Нет, Лиза не сомневалась. Просто она вспомнила, какую боль вызвала тогда в ее сердце новость о дуэли Владимира.
- Барон дрался на дуэли с наследником и за это был разжалован...
Бровь Алексея поползла вверх: столь дерзкого поступка за всю свою карьеру он и припомнить не мог.
- Да, дело серьезное... Похоже, наш друг барон еще раз кому-то сильно насолил. Придется подключать все свои связи.
Алексей еще на какое-то время задумался.
- Как бы сейчас все было просто, будь жив Михал Михалыч Сперанский! Я был с ним близко знаком, он бы выслушал мои доводы и непременно помог: произвола в судействе он бы не потерпел... Царствие ему небесное...
- Что же теперь делать? – осторожно спросила Лиза.
- Придется
обратиться к министру юстиции Блудову.
Дмитрий Николаевич всегда высоко ценил
Сперанского. Он близко знаком с Василием
Андреевичем Жуковским, наставником
цесаревича Александра, надеюсь, что он
поможет.
В этот момент в кабинет постучали. Вошел секретарь, на лице которого было написано некоторое замешательство.
- Алексей Иванович, я знаю, что дело Корфа уже закрыто, но...
- Говори же, что там еще?
- Пришла какая-то женщина, которая непременно хочет видеть следователя по этому делу. Ни с кем больше она говорить не захотела, и уйти наотрез отказалась.
- Так пропусти ее! – нетерпеливо воскликнул Алексей и посмотрел на Лизу.
Секретарь вышел и возле двери посторонился, пропуская красивую даму средних лет, одетую чересчур напыщенно, но не вульгарно. На лице ее была написана какая-то отчаянная решимость. Оценивающе посмотрев на Лизу, она представилась:
- Мария Львовна Карпатова, мне нужно переговорить с глазу на глаз со следователем.
Лиза тут же встала и вышла из кабинета. Она знала, что Алексей ей все равно все расскажет, поэтому не хотела мешать. А вдруг дама сообщит что-то важное?
Прошло не меньше получаса, прежде чем женщина вышла. Лиза тотчас зашла кабинет.
- Ну что ж, Лизонька, у нас появился ценнейший свидетель. Эта дама несколько лет подряд работала в этом борделе, ей доверяли и она знает всю подноготную. Она готова дать показания против всех владельцев борделя, чтобы прекратить издевательства над несчастными девушками. Судя по ее словам, не одна молодая жизнь была загублена в этих стенах.
- Но... расследование же закончено...
- Мы представим нового свидетеля судье, а сейчас я должен ехать к Дмитрию Николаевичу, и так время уже позднее.
- Я с вами, можно?
- Лизонька, надеюсь, вы уже поняли, что вы мне не безразличны? Поэтому я очень вас прошу: езжайте домой, отдохните! Вы сегодня весь день на ногах! Успели попасть в такой переплет, платье вон испачкали из-за этого подонка... Ну я прошу вас! – взмолился под конец Алексей, видя, что Лиза полна решимости и дальше продолжать расследование вместе с ним.
Лиза только улыбнулась в ответ: она долго смотрела с удивлением и восхищением на Алексея, а потом весело подбежала к нему и быстро, словно шутя, поцеловала его в щеку. Алексей сдался:
- Ну хорошо, хорошо!
И что мне с вами делать? – он обнял Лизу и
поцеловал. – Обещаю, когда все это
закончится, у нас будет много времени друг
для друга... А сейчас – вперед, к министру!
Направляясь в свой кабинет, Александр подумал, что началось то, чего они с Жуковским и Репниным договорились дождаться, прежде чем действовать: вмешательство в ход следствия по делу Корфа. Он почти не ошибся, только сообщение, принесенное солдатом, было куда более неожиданное и тревожное. Солдат, на свой страх и риск покинувший свой пост, очень боялся, что его сведения не окажутся настолько важными, насколько он предполагал, и его накажут за самовольную отлучку. Поэтому Александру пришлось довольно долго выуживать из него эти сведения:
- Я видел, ваше высочество, что вы приходили к заключенному Корфу. Я давал присягу, я не могу смотреть спокойно на то, что там сейчас происходит!
- Что же там происходит? Говори скорее.
- Некий поручик Писарев, наш начальник... Не знаю, что с ним произошло, но в здравом уме ни один офицер такого не сделает...
- Да что не сделает? – начал терять терпение Александр.
- Если поручик узнает, не сносить мне головы...
- Да говори же ты, каналья! Обещаю, что никто не посмеет тебя тронуть пальцем, а если побыстрее все расскажешь – награжу!
- Писарев подсадил в камеру к дворянину (где это слыхано!) двух каторжных. Они за убийство в должны были Сибирь отправиться, оба – настоящие головорезы! А еще я слышал, что Писарев им говорил (прости, господи!), чтобы с барином особо не церемонились. Я человек честный, я ж вижу, что не дело это – нельзя с заключенными так, а с господами – особливо...
Александр понял
из этой сбивчивой речи самое главное: некий
Писарев собирался за что-то отомстить Корфу
чужими руками. Ну что за привычка у этого
Корфа – попадать в неприятности! Но делать
было нечего – нужно было мчаться в тюрьму –
благо вот она, напротив Зимнего, только Неву
пересечь...
Молодой человек
еще сидел какое-то время, глядя на Анну.
Потом он решил еще раз перечитать послание,
найденное им у девушки: она крепко сжимала
этот лист бумаги, когда он ее обнаружил.
Собственно имя девушки он узнал именно из
этого письма. Ему, конечно, не следовало
читать чужое письмо, но он хотел хоть что-то
узнать об этой девушке, да и письмом это
было назвать трудно: послание было
буквально накарябано чем-то далеким от
чернил на обороте самого настоящего
завещания. Некий барон Владимир Иванович
Корф в случае своей смерти оставлял все
свое имущество и сбережения некой Анне
Платоновой, которая, судя по всему, и лежала
сейчас перед ним. Богатое воображение
молодого человека тут же нарисовало
старого толстого помещика, влюбившегося в
молодую прелестную девушку до беспамятства.
Когда же молодой человек впервые прочел то,
что было написано на обороте этого
завещания, он чрезвычайно сильно смутился.
Чувства воображаемого барона были
настолько сильными, что молодой человек
даже позавидовал: ему не посчастливилось
испытать нечто подобное. Впрочем, он не
удивился: эта прекрасная девушка
заслуживала только такой любви. Пришлось,
правда, признать, что помещик, скорее всего,
не был стариком (к примеру - мужчина в летах),
а Анна, кажется, отвечала ему взаимностью (или,
как он надеялся, просто жалела его чувства).
Но все равно молодой человек решил не
сдаваться.
Перечитывая сейчас письмо, он отметил в стихах руку дилетанта, а в самом послании – излишнюю напыщенность. Он уже не думал, что его положение безнадежно, и принял окончательное решение не разыскивать барона Корфа, хотя сделать это было нетрудно. Он хотел дождаться того момента, когда Анна придет в себя и сама примет решение, что для нее важнее. А он смирится с ее выбором.
Молодой человек отложил бумагу в сторону и снова откинулся на спинку кресла. И в этот самый момент Анна пошевелилась и с трудом открыла глаза.
Она поморщилась от сильной головной боли, но попыталась сесть в постели. Она медленно осмотрелась: помещение было ей абсолютно незнакомо, но не вызывало опасений. В полумраке она вдруг заметила молодого человека и вскрикнула от неожиданности.
- Где я? – прошептала она с испугом.
- Ради бога, только не бойтесь. Я не причиню вам никакого вреда. Меня зовут Михаил, а вас, кажется, Анна?
- Меня? –
сильнейший приступ головной боли заставил
Анну вновь откинутся на подушки. Она не
могла никак сосредоточиться, поскольку
ужасная мысль пульсировала в голове,
вызывая дикую панику: она не знала, как ее
зовут, она не знала, кто она и как сюда
попала. Она не знала ничего!
- Что с вами? – испуганно воскликнул молодой человек по имени Михаил и вскочил на ноги – На вас лица нет! Я сейчас же вызову доктора!
- Нет, нет, не надо доктора! Сейчас все пройдет, простите... – Анна, испуганная не меньше Михаила, попыталась взять себя в руки. – Скажите, как я сюда попала?
- Я ехал по набережной в экипаже и стал свидетелем того, как какой-то пьяный извозчик, несущийся во весь опор, наехал на вас. Зрелище было ужасное! Этот пьянчуга тут же пришпорил лошадь и уехал, а я поспешил к вам на помощь. К счастью, вы почти совсем не пострадали: врач, которого я вызвал, констатировал только сильный удар головой и обещал, что вы быстро придете в себя. Я привез вас к себе, вы уж не обессудьте: обстановка здесь не роскошная, я снимаю эту квартиру и не могу в полной мере ее обустроить.
- А сколько я пролежала без сознания? – бесплодные попытки Анны хоть что-то вспомнить окончились неудачей и вызвали очередной приступ головной боли.
- О, совсем недолго, поверьте. Врач сказал, что вы очнетесь не раньше завтрашнего утра, но все оказалось даже менее серьезно...
Растерянная Анна грустно улыбнулась и покачала головой. Менее серьезно? Что может быть серьезнее потери прошлой жизни? Это ведь почти равносильно смерти! Кем она была в прошлом? Где жила и с кем? А, может, у нее детишки и муж, которые сейчас ждут и переживают? А может она – беглая преступница или куртизанка? Как ей найти себя и собственную жизнь? Или придется начинать новую?
- Что с вами, мадмуазель? Вы так бледны...
Анна повнимательнее пригляделась к Михаилу: среднего роста, немного сутуловатый молодой человек с грустными глазами не вызывал у нее никаких отрицательных эмоций. Его поведение не давало ей повода усомниться в его порядочности, поэтому она сказала ему правду:
- Я ничего не помню:
кто я, откуда? Я потеряла память, поэтому мне
сейчас так плохо... Вы меня понимаете?
Удивленный Михаил какое-то время не мог произнести ни слова: Анна потеряла память! Что это: подарок Судьбы или ее насмешка?
- О да, конечно! Как я вам сочувствую!
- Может, вы можете мне чем-то помочь? Может вам известно что-то, что поможет мне отыскать своих родных и близких и больше не злоупотреблять вашей добротой и гостеприимством?
Михаил вдруг вспомнил про завещание с письмом на обороте. Эта бумага могла в один момент изменить все как в его жизни, так и в жизни Анны. Но Михаил был фаталистом, поэтому он предоставил право выбора Судьбе. Бумага эта к Судьбе, по его глубокому убеждению, не имела никакого отношения.
- Что вы, вы меня совсем не стесняете! Оставайтесь, сколько захотите, тем более вы не знаете, куда вам идти. К моему великому сожалению, я ничего о вас не знаю.
- Но вы, кажется, сказали, что меня зовут Анной?
Михаил понял, что допустил ошибку. Но почти тут же придумал, как ее исправить:
- У вас на платке было вышито это имя, я подумал, что оно ваше.
- А где этот платок? Можно мне на него посмотреть?
- К сожалению, я его выбросил: он совсем порвался. Не сердитесь на меня, я же не знал, что вы потеряли память – это ведь всего лишь платок... Я непременно подарю вам новый.
Анна вздохнула.
- Хотите чаю? – поспешил перевести разговор Михаил.
- Да, пожалуй, - грустно ответила Анна, поняв, что ей придется восстанавливать свою жизнь по крупицам.
Михаил вышел в кухню, прихватив с собой письмо к Анне. Какое-то время он колебался, но потом поднес-таки бумагу к свече. Несколько секунд он с тоской наблюдал за тем, как горят строки любви и страсти, а потом бросил остатки пепла в печь.
А Анна, когда он
ушел из комнаты, закрыла лицо руками и тихо
заплакала.
Александр решил взять с собой в крепость Репнина. Он нашел его довольно быстро: Михаил как раз шел к сестре. Увидев озабоченное лицо цесаревича, Михаил тут же понял, что что-то произошло. По дороге Александр рассказал князю о своем разговоре с солдатом.
- Как вы сказали фамилия того поручика? – удивленно переспросил Михаил.
- Писарев.
- Ваше высочество, я могу ошибаться, но этот мерзавец способен на все.
- Вы его знаете?
- Конечно, у нас с ним старые счеты. Мы с Владимиром имели несчастье с ним познакомиться в наше прошлое посещение этой тюрьмы. Этот человек способен на самый подлый поступок.
Когда они прибыли в крепость и шли по гулким коридорам к камере барона Корфа, стало понятно, что что-то уже произошло: суетились охранники, отовсюду слышались крики и топот сапог. Они ускорили шаг.
У распахнутой двери в камеру Владимира стояли двое охранников.
- С дороги! –
крикнул Александр, и испуганные солдаты
расступились при виде наследника. То, что
цесаревич увидел в камере, повергло его в
шок.
Двое мужиков лежали, скорчившись, по разным углам. У одного явно было что-то не в порядке с запястьем: здоровой рукой он схватился за больную и сквозь зубы сыпал проклятиями вперемешку с дикими криками боли. Рубаха его была в клочья разодрана, из носа сочилась кровь, а глаз уже начинал заплывать от сильнейшего удара. Второй мужик лежал неподвижно возле стены. Его волосы на темени слиплись от густой темно-красной крови, которая уже успела скопиться под его головой в маленькую лужицу. Возле него на полу валялся короткий нож с широким лезвием, обагренный кровью. А рядом с ним, прислонившись спиной к нарам, сидел Владимир, держась рукой за левый бок, и хохотал. Из-под его ладони на белой сорочке медленно растекалось ярко-красное пятно, и по всему было видно, что смех отдается болью в его ране. Волосы взъерошены, из носа капала кровь, а свободной рукой он сжимал цепочку с крестиком, который подарила ему Анна.
Александра, ошеломленного увиденным, опередил Михаил. Он протиснулся в мрачное помещение и, пораженным увиденным не меньше наследника, первым кинулся к Владимиру.
- Владимир! Что с тобой? Покажи рану!
Михаил с силой отстранил руку Владимира и увидел сквозь разорванную сорочку широкое колотое отверстие, из которого сочилась кровь. Рана была почти на самом боку и вряд ли представляла серьезную опасность, но от смеха мышцы живота словно заставляли всякий раз выплескивать новую и новую порцию крови.
- Прекрати смеяться!!! – заорал Михаил и скинул свой сюртук. В два быстрых движения он порвал свою рубашку на широкие полосы, и положил Владимиру на рану, прижав как можно сильнее его же рукой.
- Миша! Видел бы ты их лица! Эти остолопы никак не ожидали от барина такого сопротивления! Они же не знали, что я участвовал в боевых действиях...
- Слава богу! – укоризненно проговорил Михаил. – А то я уж грешным делом подумал, что ты совсем свихнулся. Возьмите себя в руки, барон!
- Все, все, Миша, не кричи, я в полном порядке.
- Если не считать это ножевое ранение.
- Пустяки, ты же
знаешь, я везучий!
За разговором они не обратили внимания, как Александр выбежал из камеры. С грозным видом, прикрикивая на охранников, он распорядился немедленно вызвать врача, убрать двух уголовников с глаз долой и сию секунду привести поручика Писарева. Не на шутку испуганные праведным гневом монаршей особы, охранники тут же кинулись выполнять поручения.
Врач пришел почти сразу: видно его все же вызвали раньше, и тут же отправился помогать Владимиру. Пока не явился Писарев, Александр вернулся в камеру.
- Владимир! Объясните же, что здесь произошло!
- Ваше высочество! – Владимир отстранил врача и с помощью Михаила встал на ноги. – Не стоило так беспокоиться, как видите, я управился сам.
- Нисколько в этом не сомневался, барон. И что же это вас все время тянет на какие-то неприятности?
- Заметьте, мне все время при этом способствует удача, - Владимир попытался улыбнуться, но улыбка вышла немного кривой от усилившейся боли.
- Ваше высочество, - вмешался Михаил. – Картина ясная: эти двое попытались сначала спровоцировать барона, но после неудачной попытки просто на него напали. У одного при этом был нож. Барон просто защищался, и, слава богу, успешно. Оба нападавших нейтрализованы. Один до сих пор не пришел в сознание. Кое-кто, - нарочито громко произнес Михаил, - специально подсадил к нему в камеру вооруженных уголовников!
- Михаил, -
удивленно произнес Владимир, – ты
определенно делаешь успехи! Тебе бы в
сыскной полиции работать...
- Ваше высочество! – раздался за спиной звонкий голос одного из охранников. – Поручик Писарев прибыл!
- Сюда его! Живо!! – прикрикнул Александр и сурово нахмурил брови. Корф и Репнин переглянулись.
В камеру вошел бледный как смерть Писарев. Он и предположить не мог, что его проделка может обернуться таким скандалом. Более того, он рассчитывал, что об этом вообще никто не узнает, а тут такой переполох.
- Поручик! – Александр пытался сдерживаться, но тон его был в высшей степени грозным. – Вы совершили проступок, недостойный звания офицера! По моему приказу вы сегодня же лишаетесь должности и воинского звания! Вашу шпагу, поручик!
Дрожащими руками, не смея перечить, Писарев отцепил свою шпагу и передал цесаревичу.
- А за действия по подстрекательству к убийству вы помещаетесь под арест до особого распоряжения!
Казалось, во всей тюрьме повисла гробовая тишина. Поручик Писарев из бледного превратился в пунцового, и хотел уже что-то сказать в свое оправдание, как Александр прикрикнул снова, обращаясь в этот раз к охранникам:
- Чего стоите, увальни! Арестовать его!
- Ваше высочество! Это все неправда! Я тут ни при чем! – запоздало заголосил поручик, когда солдаты взяли его под руки и повели прочь.
- Ну что ж, справедливость восторжествовала, - Александр обернулся к барону и князю, когда его увели. – Господа, нужно дать врачу исполнить свой долг. Владимир, сядьте же и не сопротивляйтесь. Вытащить вас сейчас из тюрьмы я не могу, но попытаюсь перевести вас в дворцовый госпиталь. А там посмотрим.
- Благодарю вас, ваше высочество. Теперь я перед вами в долгу.
Они обменялись
понимающими взглядами.
Александр ушел уладить формальности с арестом Писарева – как никак офицер, и распоряжения на его счет нужно было сделать у начальника тюрьмы. А Михаил, наконец, получил возможность поговорить с Владимиром. Врач в это время деловито осматривал рану.
- Я вижу, ты без меня тут уже успел наломать дров! – произнес Михаил.
- Рад, Миша, что ты не держишь на меня зла.
- За что? Я еще при нашей последней встрече в поместье сказал тебе, что по-прежнему считаю тебя своим другом. Расскажи лучше, на каком это основании ты назвал Анну своей возлюбленной? – полушутливый тон Михаила почти не обманул Владимира. Он понял, что Михаил все это время мучился от любопытства.
- А на том основании, Михаил Александрович, князь Репнин, что мы, наконец, объяснились. Жаль только, что нас очень не вовремя прервали.
- Так значит, Анна отдалась на милость своего спасителя?
- Миша, - с расстановкой произнес Владимир, периодически морщась от боли. – Ты никак опять ревнуешь?
- Не рассчитывай. Моя любовь к Анне была ошибкой.
Бровь Владимира поползла вверх.
- А я ведь не раз предупреждал, что Анна – не для тебя, - не без удовольствия заметил барон.
- В этот раз ты оказался прав, - Михаил тоже не удержался от улыбки. – Хотя это случается так редко! Владимир, все не было возможности тебе сказать: чертовски рад тебя видеть!
- В тюрьме? –
пошутил Владимир, и они, несмотря на
протесты доктора, как раз делавшего
перевязку, обнялись.
- А как ты попал в Петербург, да еще и во дворец?
- Черт побери! – схватился за голову Михаил. – Ты же столько всего не знаешь! Тут такое произошло!
- Ну говори же, не томи!
- Хорошие новости – это то, что сам император восстановил меня в воинском звании и назначил своим советником по безопасности!
- Однако! - Владимир присвистнул. - Поделись секретом, как возможно столь стремительно сделать такую головокружительную карьеру?
- Потом, подробности потом. Я надеюсь, что скоро мы с тобой сможем поговорить в спокойной обстановке.
- Раз есть хорошая новость, должна быть и плохая. Говори уже.
- Андрей и Наташа расстались навсегда, - лицо Михаила слегка помрачнело. – И я больше не считаю Андрея своим другом.
Вопросительный взгляд Владимира заставил Михаила коротко рассказать всю историю со ссорой Наташи и Андрея. Владимир только качал головой.
- А еще бывшая любовница князя Петра Михайловича покушалась на Марью Алексеевну.
При этих словах на лице Владимира появилось злорадное выражение.
- Надеюсь, покушение удалось?
- Владимир! – поморщился Михаил. – Ты же не такой! Ну к чему эти разговоры о мести? Мы – не боги, жизнь сама всех рассудит!
- Ошибаешься, Миша. Я именно такой. Никогда не прощу Долгорукой смерть моего отца. Так, значит, она осталась жива?
- Она который день лежит без сознания. Еще эта женщина ранила Соню, но с ней уже почти все в порядке.
- Вот это уже плохо. Послушай, Миша, у меня в особняке остановилась Лиза. Она от ненавистного мужа сбежать хотела, но семья же намного важнее. Съезди, сообщи ей, Соне, наверное, так нужна ее помощь. И еще, Миша. Из-за своего ареста я не успел поговорить с Жуковским. Он обещал помочь в деле ее развода с Забалуевым, уже должен быть известен результат. И расскажи Лизе.
- А как же Анна?
- Что Анна?
- Не боишься, что я опять уведу ее у тебя из-под носа?
- А разве ты когда-то уводил ее? Что-то не припоминаю. Да и не в этом дело: теперь нас ничто не сможет разлучить.
- Не сочти, что я злорадствую, но я тоже так раньше думал...
- Передай Анне, что я жду ее ответа.
- Какого ответа?
- Просто передай, хорошо?
- Конечно, передам. Можешь на меня рассчитывать.
Как только вернулся Александр, они попрощались с Владимиром и ушли. И только после этого барон смог немного расслабиться. Он, окончательно обессиленный, прислонился к стене, и врачу, уже закончившему перевязку, пришлось вызывать охранников, чтобы помочь Владимиру дойти до тюремного лазарета.
Если бы не волнение за пропавшую Анну и за сидевшего в тюрьме Владимира, Лиза могла бы сказать, что, наконец, счастлива. Министр их принял, внимательно выслушал и обещал с утра разобраться в этом деле. Алексей – такой умный и такой добрый – вызывал у нее непреодолимое желание постоянно быть с ним рядом. И вообще, день выдался на редкость богатым на всякого рода события, в том числе и на новые ощущения.
Поэтому Лиза вернулась в дом Владимира поздно вечером с хорошим настроением. Алексей еще был вынужден вернуться в управление, чтобы закончить другие дела. Она поспешила узнать у управляющего, не появлялась ли Анна, и, получив отрицательный ответ, пошла в свою спальню. Только сейчас она поняла, как устала за этот сумасшедший день. Но ей не суждено было отдохнуть и теперь: появился Дмитрий Сергеевич с сообщением о визите князя Репнина. Удивление заставило Лизу позабыть об усталости, и она вышла навстречу Михаилу.
- Какими судьбами, князь!
- Увы, Елизавета Петровна, прибыл я к вам с плохими новостями.
- Что-то случилось в поместье? – сердце Лизы замерло.
- К сожалению, да. Помните Марфу, Лиза?
- Конечно, помню! Неужели... Отец снова с ней?!
- Нет, нет! Ваш отец, похоже, полностью осознал свою ошибку и вернулся в лоно семьи. Но вот Марфа не захотела мириться с этим. Она стреляла в вашу маменьку и Соню.
Михаил рассказал все подробности этого дела, которые были ему известны, а под конец поведал о ссоре Андрея и Наташи. Лиза слушала его не перебивая, широко раскрыв глаза и не смея дышать. И только после того, как Михаил закончил, она смогла вымолвить:
- Господи, как я могла...
Лиза упала в
кресло, чтобы перевести дух. Что же теперь
делать? Нужно было немедленно ехать в
поместье, но и здесь она не могла все
бросить. Оставалось только одно: рано утром
наведаться домой и этим же днем вернуться.
- Миша, как хорошо, что вы мне все рассказали! Вы специально для этого сюда приехали или по каким-то другим делам? Вы знаете про Владимира?
- О, да, я только что был у него. А сюда приехал по приглашению императора. Узнал, что вы гостите у барона, и решил рассказать вам новости.
- А как там Владимир?
- С ним уже все в порядке, - Михаил колебался недолго: он решил, что Лизе совсем не обязательно знать еще одну не лучшую новость про нападение на Владимира. – Цесаревич Александр обещал способствовать его скорейшему освобождению.
- Я очень на это рассчитываю! Мы с Алексеем Ивановичем тоже сделали все возможное. Министр юстиции Блудов обещал помочь.
- Вы добрались до министра юстиции? – Михаил был крайне удивлен. – А кто такой Алексей Иванович?
- О, вы же не знаете! Это следователь по делу Владимира – замечательный и порядочный человек. Он нашел двух свидетелей, способных тут же оправдать Владимира, но кто-то сверху отстранил его от расследования. Поэтому мы и решили обратиться к министру. Он хорошо знаком с Жуковским и может повлиять на решение исхода этого дела в самых верхах.
Михаил задумался. Так значит, император уже начал действовать! Выходка Писарева, конечно, не имела к этому никакого отношения, и они еще не знали, что атака началась. Но если министр обещал помочь, и он знаком с Жуковским, можно организовать мощную поддержку Александру, когда он будет ходатайствовать за Владимира.
- Лиза, вы мне очень помогли, спасибо. Но главное – вы помогли Владимиру.
- Это хорошо, потому что я собираюсь съездить в поместье. Мне будет намного легче, если я буду знать, что Владимира не оставят в беде.
- Да, забыл вам еще сказать: я узнавал у Жуковского, ваш развод – дело решенное, поздравляю!
- Спасибо! Но я уже знаю об этом. Василий Андреевич мне сам написал.
- Вот и хорошо. Лиза, а где Анна? Мне нужно переговорить с ней.
Теперь настал черед Лизе ненадолго замолчать.
- Вы же и этого не знаете... Анна пропала! Мы сегодня искали ее весь день...
- Пропала?! –
Михаил тревожно перехватил Лизины руки. -
Как пропала? Куда?!
Всю ночь Соня не спала. После того, как Иван накануне поздно вечером ушел, оставив ее одну, полную невыразимого счастья, она решила сделать ему подарок. Сначала она все никак не могла решить, что же подарить Ивану. Соне очень хотелось, чтобы в этом подарке была частичка ее самой, и чтобы он (только весьма завуалировано) намекал на ее чувства к нему. Она не смогла придумать ничего лучше, как вышить для Ивана платок.
Соня взяла самый лучший платок из китайского шелка и золотыми нитями, так аккуратно, как ничего еще не делала в своей жизни, вышила его имя и маленькое сердечко под ним. Она долго мучилась, помещать или нет это сердечко, но воспоминания о его объятиях, таких сладостных и чувственных, все это время кружившие ей голову, решили все за нее сами.
Работу над платком она закончила довольно быстро, но спать категорически не хотелось. А хотелось сейчас Соне вскочить с кровати и прямо по белому снегу убежать к Ивану, прижаться щекой к его руке и раствориться в его сладком поцелуе. Ей так хотелось поскорее снова увидеть его! И тут великолепная идея пришла ей в голову. Когда все в доме уже спали, она достала бумагу, краски и кисти, и села рисовать.
Этот процесс так захватил Соню, что она не заметила, как наступило утро. Она так старательно вырисовывала каждую черточку, каждую деталь милого ее сердцу лица, ни разу не ошибившись, ничего не забыв и не обращая внимания на боль в руке, что когда уже при свете солнечных лучей критически взглянула на свое произведение, вздрогнула от охватившего ее волнения. С бумаги смотрел на нее Иван – точно такой же, как в жизни. Это была, без сомнения, лучшая работа Сони: повторить такое она бы уже никогда не смогла. Теперь Иван будет всегда с ней, даже когда его не будет рядом...
- Сонечка!
Лиза буквально влетела в комнату Сони, запыхавшись от волнения и быстрой езды верхом. Она сразу бросилась к ней, и они радостно обнялись.
- Господи, Лиза!! Как я рада, что ты опять дома! Мне так тебя не хватало!
- Сонечка, сестренка, как ты себя чувствуешь? Не болит ли рана? Господи, я не сделала тебе больно?
- Нет, нет, я уже привыкла, и боли почти не чувствую! Как же хорошо, что ты вернулась!
Они еще долго вот так же радостно щебетали, пока вдоволь не наговорились. Они рассказали друг другу о том, что с ними произошло за это время, порадовались, что Лиза уже свободна от обязательств перед своим бывшим мужем, обсудили разрыв отношений Андрея и Наташи и еще тысячу вещей. И вдруг Лиза спросила:
- Сонечка, а что это за портрет ты спрятала при моем приходе?
Соня вдруг покраснела и от неожиданности не сразу нашла, что ответить.
- Покажи мне его, пожалуйста, мне показалось, что это просто великолепный рисунок.
Соня, смутившись еще больше, достала лист бумаги из-под подушки и протянула Лизе.
- Господи, Соня,
это же восхитительно! Я ни разу еще не
видела у тебя такого чудесного рисунка! А
какое исполнение! Краски! Соня, это просто
великолепно! А что это за красавец такой,
прямо глаз не отвести?
Соня покраснела еще больше, и только теперь Лиза поняла причину этого румянца. Она мысленно вознесла хвалу богу и, как можно мягче, сказала сестре:
- Я так рада Сонечка, что ты, наконец, влюбилась! Это же такое счастье, правда? Теперь ты меня понимаешь? Так кто же твой герой? Расскажи мне, Соня, мы же с тобой сестры!
- Это сын доктора Штерна, он тоже врач, недавно приехал из Москвы... – тихо проговорила Соня. Она все равно бы рассказала все Лизе, не в силах больше носить это большое чувство в себе, но почему-то первые слова давались ей очень трудно.
- Сын? – удивилась Лиза. – Я что-то припоминаю... Он иногда в детстве играл с нами... Боже мой, но что за красавец вырос из того мальчишки! Прямо удивительно! Если ты, конечно, не приукрасила его на рисунке.
- Нет, нет, что ты! – поспешила уверить ее Соня. - Он просто очень похож на свою мать, а не на отца. Она у него такая же красавица была...
- О, Сонечка, я вижу, вы уже успели о многом поговорить! Постой, - вдруг осенила Лизу догадка, - он же врач, он, наверное, тебя сейчас лечит?
- Ой, Лиза! – Соня, наконец, забыла про свое смущение. - Иван сидит со мной с утра до ночи! Он такой замечательный! Такой внимательный! Такой красивый! Такой...
- Доброе утро, дамы!
На пороге у оставленной открытой Лизой двери стоял Иван и широко улыбался. Соня ахнула и испуганно прикрыла рот руками, а Лиза встала со стула и коротким оценивающим взглядом посмотрела на молодого доктора.
- Доброе утро! – улыбнулась она гостю. – Так значит, вы вернулись, Иван? Счастлива видеть вас в нашем доме!
- Елизавета Петровна? – Иван улыбнулся ей в ответ.
- Вы угадали! А мы с Сонечкой как раз говорили про вас. – Лиза краем глаза посмотрела на готовую провалиться сквозь землю сестру. - Она мне рассказала, что вы очень заботливый и талантливый врач. Я вам бесконечно благодарна за то, что вы вылечили мою сестренку.
- Ну что вы, Елизавета Петровна! Это же мой долг! – теперь и Иван краем глаза посмотрел на Соню и улыбнулся. – Кроме того, Софья Петровна – пациентка, о которой только можно мечтать!
Лиза лукаво посмотрела на Ивана.
- Соня, Иван, вы уж
простите меня, я только приехала – и сразу
сюда. Но мне нужно еще проведать маменьку,
увидеться с отцом и братом. А вы, Иван,
берегите нашу Сонечку! – Лиза еще раз всем
улыбнулась и выпорхнула из комнаты. Соня и
Иван остались наедине
Сначала к императору пришел Михаил Репнин. Он терпеливо ждал в приемной полчаса, пока государь не соблаговолил выслушать его. Начал Михаил разговор издалека:
- Ваше величество, находясь по вашему поручению в уезде, я весьма неплохо изучил местную систему судейства. Я уже имел честь доложить вам о ее недостатках, будучи уверенным, что это – единичный случай. Однако то, что я узнал сегодня, повергло меня в такое уныние, что я просто не смог не обратить на это ваше внимание, тем более что дело касается моего друга.
- Так, так, - удивленно, но все же заинтересованно произнес Николай. – И что же вас так расстроило, князь?
- Произвол, оказывается, творится не только в провинции, но и в самой столице, более того, просто в двух шагах от дворца!
- Да что вы говорите! – воскликнул император. – Что же такого ужасного произошло в самом сердце столицы?
- Был несправедливо обвинен один достойный дворянин и без должного расследования предан суду, вердикт которого заранее был кем-то продиктован. Это возмутительно, государь! – нарочито патетично воскликнул Михаил. – Я, как истинный патриот Российской Империи, не могу спокойно смотреть на самоуправство чиновников!
- И кто же сей несправедливо осужденный дворянин?
- Барон Владимир Корф, ваше величество!
- Князь! Вы
забываетесь! Вы, вероятно, забыли, какие «заслуги»
этого дворянина стали причиной лишения его
воинского звания!
- Барон давно искупил свою вину. И, несмотря на свой ужасный проступок, никогда не переставал быть преданным России и престолу. Кроме того, он активно помогал мне в расследовании в уезде, бескорыстно предоставив и кров, и слуг, и всю другую необходимую помощь.
Император задумался. Его распоряжение прокурору, по всей видимости, действительно было ошибкой. Но он не мог в открытую обвинить Корфа в передаче письма Калиновской наследнику, поскольку было решено ни в коем случае не разглашать факт ее появления в России!
- Что же это за чиновники решили исход суда заранее? – спросил Николай, уже зная ответ.
- О, я думаю, вам будет небезынтересно узнать, что это – губернский прокурор. Он отстранил от дела очень уважаемого следователя, и прекратил само следствие. А утром судья объявил приговор: ссылка на поселение в Сибирь! Но Корф не виновен в убийстве! Он всего лишь выручал свою подопечную из логова преступников, и стрелял в того купца, защищаясь! Кстати, купец оказался совсем не купцом, а известным в узких кругах аферистом. Он со своим подельником организовал в самом центре столицы публичный дом. Но, мало того, девушек они доставляли туда насильно! Так попала в беду подопечная барона, и он вынужден был вызволять ее!
- И что же, есть
свидетели, готовые это подтвердить? –
император впервые слышал историю о борделе,
и был слегка обескуражен действительно
преступными намерениями его владельцев.
- Есть, ваше величество! Целых трое! Во-первых, подельник убитого был мастерски допрошен тем самым следователем и вынужден был признаться во всем. Во-вторых, есть свидетельство врача, лечившего подопечную барона после насильного введения ей большой дозы морфина. И, в-третьих, одна из местных женщин легкого поведения, уставшая от произвола своих хозяев, сама решила все рассказать. Ее рассказ о том, какие методы применялись для подавления сопротивления невинных жертв, произвел сильнейшее впечатление даже на видавших виды чиновников. Но ни одно из этих трех свидетельств не учитывалось при вынесении приговора!
Император какое-то время молчал, расхаживая по комнате.
- Ваше величество! – решил добавить Михаил. – Я прошу только справедливого суда! Вы назначили меня советником по безопасности, и я могу официально заявить, что подобный произвол подрывает авторитет верховной власти, а, следовательно, является прямой угрозой ее безопасности!
- Довольно, князь! – поморщился Николай. – К чему эти громкие слова! Я подумаю, что тут можно сделать.
- Благодарю вас, ваше величество!
Михаил откланялся
и ушел, довольный тем, как прошел первый акт
придуманного ими спектакля. Бессонная ночь
не прошла даром!
Вторым через полчаса к императору пришел главноуправляющий II Отделением канцелярии Дмитрий Николаевич Блудов. Он был чрезвычайно занятым человеком: после смерти своего наставника Михаила Михайловича Сперанского он занимался разработкой нового свода законов, но, ознакомившись с материалами дела, согласился по просьбе цесаревича и его знакомого следователя Бессонова ходатайствовать перед императором. Николай I принял его почти сразу, но он никак не ожидал, что речь пойдет не о новом своде законов.
- Ваше императорское величество! – Дмитрий Николаевич воспользовался приглашением сесть: возраст и излишняя тучность уже не позволяли ему бравировать. – Пришел к вам, чтобы просить распорядиться о пересмотре одного дела, которое вопиющим образом было сфабриковано. Я счел нужным самолично просить вас об этом, поскольку последствия несправедливо вынесенного приговора могут выйти далеко за рамки Петропавловской крепости.
- И что же это за дело? – с подозрением спросил император.
- А вот, извольте взглянуть. Я принес все материалы, чтобы вы могли убедиться, насколько безответственным было решение прокурора. Мне передал их Бессонов Алексей Иванович, следователь по этому делу, которого незаконно от него отстранили.
Блудов передал папку нахмурившемуся императору, которому было достаточно только взглянуть на первую страницу, где значилось имя барона Корфа. Николай внимательно посмотрел на Дмитрия Николаевича, но не заметил в его открытом лице и следа какого-то умысла.
- Что ж, любезный Дмитрий Николаевич, уверен, что вы не стали бы понапрасну беспокоить меня. Я ознакомлюсь с делом и приму решение.
- Разрешите откланяться – дела ждут.
- Да, да, конечно. Когда же вы мне представите проект нового свода законов?
- Мы усиленно трудимся над ним, ваше величество. Думаю, что уже скоро.
Когда Блудов ушел,
Николай всерьез задумался. Не похоже было,
что Репнин мог как-то повлиять на решение
Дмитрия Николаевича прийти к нему с той же
просьбой. Поэтому император невольно стал
листать оставленное ему дело и так увлекся,
что не заметил, как прошел еще час.
На этот раз с визитом пожаловал его сын. Александр попросил отца уделить ему несколько минут для разговора. Николай I уже догадывался, о чем собирался с ним поговорить Александр, и поэтому не удивился, когда его сын сразу же заговорил о Корфе.
- Отец, я пришел просить вас об освобождении Владимира Корфа из тюрьмы. До меня дошли сведения, что он арестован по ложному обвинению в убийстве какого-то купца.
Император внимательно посмотрел на сына. Пыл, с которым он защищал барона, наводил на мысли о том, что Александр догадывался о его вмешательстве в это дело. Они оба прекрасно знали, кто передал письмо Калиновской.
- Александр, я уже имел возможность сегодня ознакомиться с этим делом, поэтому скажу тебе прямо. Вполне вероятно, что Владимир Корф и не виноват в том, в чем его обвиняют, но, по моему глубокому убеждению, он должен понести наказание.
- За что же?
- Перестаньте, вы прекрасно знаете причину. Именно он передал вам письмо от Калиновской, подвергнув вас смертельной опасности!
- Почему вы решили, что это Корф?
- То донесение, о котором я уже упоминал, содержало прямое указание на него.
- Ваше величество! С каких пор вы верите анонимным донесениям?
- А кто говорил про анонима? Человек, приславший мне эти сведения, уважаемая личность, и он поставил свою подпись.
- Раз так, могу ли я узнать его имя?
- Отчего же нет? Это предводитель уездного дворянства некий Забалуев. Имени не помню, но оно вряд ли тебе что-то скажет.
- Отчего же, -
ответил с улыбкой Александр, сделав
внушительную паузу, словно силясь что-то
вспомнить. – Мне его имя о многом говорит.
- Любопытно! И что же оно вам говорит? – заинтересовался Николай.
- Как, разве вы не помните байку, долгое время державшую пальму первенства среди дворцовых рассказов? Про то, как император Александр I награждал героев отечественной войны?
Император нахмурился, пытаясь вспомнить.
- Неужели... Ах да! История с Чернышевым! – император рассмеялся. – Да, забавный случай! Это и был тот самый Забалуев?
- Уверен, что да, - Александр от души посмеялся вместе с императором.
- Но все равно! – заключил Николай. - Ты мог погибнуть от руки Калиновской!
- Но я же не погиб, - осторожно заметил Александр. – История с Ольгой закончилась, и, уверен, вы считаете, что благополучно. Так зачем же ворошить ее снова и снова?
Император еще раз внимательно посмотрел на сына. Сегодня столько раз его уже донимали просьбами по делу Корфа, что этот последний более чем разумный довод стал последней каплей.
- Хорошо, Александр. Я распоряжусь освободить барона. Только непременно передай ему, что это был последний раз, когда я его помиловал.
Александр, едва
скрывая радость, от души поблагодарил
императора и поспешил к ожидавшим его с
нетерпением Жуковскому и Репнину.
Вокруг все казалось каким-то странным. Жизнь Тани не просто переменилась, она стала совсем другой. Новой. Волнующей. Счастливой! Сейчас она вспоминала свою любовь к Андрею как кошмарный сон. Теперь он уже не казался ей таким уж добрым, красивым и благородным. Да и бог с ним, с Андреем! Сейчас рядом с ней был Павел, и это было самое главное! Вот уж на кого можно было действительно полностью положиться! Он был таким сильным и таким добрым, а глаза его излучали такую сияющую чистоту, что становилось больно от их света. Таня уже даже не задумывалась о предсказании Павлом их свадьбы, а воспринимала это, как должное. Более того, им уже не нужно было слов, чтобы сказать друг другу о любви. А любовь была, и была она такой, какой, наверное, и задумывалась на небесах: чистой и бескорыстной, бесконечной и вечной, тихой и радостной. И очень большой.
Таня решила сделать Павлу подарок. Рано утром она встала, повязала на голову платок так, чтобы никто случайно не смог ее узнать, и пошла к местному торговцу утварью, который жил в соседнем селении. Там она продала свое ожерелье, теперь оно было ей совершенно ни к чему. Оно не представляло большой ценности, но украшением было очень красивым. На вырученные деньги в лавке она купила несколько листов бумаги и карандаш: в доме уже не осталось ни скатерти, ни стены, ни какой-нибудь мало-мальски чистой поверхности, которые бы Павел еще не изрисовал.
Рисунки Павла вообще казались Тане божественным промыслом. Они были настолько реальными, живыми, что вызывали невольное восхищение. А уж то, что неграмотный деревенский парень, которого всю его жизнь считали слабоумным, стал рисовать так, как не рисуют многие художники после долгих и упорных лет учебы, вообще казалось Тане настоящим чудом. Как и вся ее нынешняя жизнь.
Павел встретил Таню на крыльце: он ее ждал. Он с теплой улыбкой обнял Таню и сказал:
- Спасибо за подарок!
Таня даже не удивилась: она еще не успела достать из-под полы тулупа бумагу, и Павел не мог ее видеть. Но он всегда все ЗНАЛ.
- У меня для тебя
тоже есть подарок. Пойдем.
Они зашли в дом. Откуда-то с печи Павел достал широкую доску, которую соорудил сам из двух скрепленных досок размером поменьше. Одна поверхность была старательно зачищена, и на ней был еще один рисунок. Но этот рисунок отличался от всех остальных. Он был сделан с особой тщательностью: свой уголь Павел постоянно обтесывал, поэтому штрихи были тонкими и точными; каждая деталь рисунка была терпеливо прорисована от начала до конца. Но самым главным было даже не это.
На нем была изображена удивительно красивая девушка. Чистый взгляд, большие глаза, длинные ресницы и восхитительная полуулыбка. Девушка была похожа на ангела, сошедшего с небес, и она была Тане незнакома. Но что-то неуловимо знакомое было в каждой черточке ее лица.
- Кто это? – изумленно спросила Таня после долгой паузы.
- А разве ты не поняла? Я попытался заглянуть дальше. Таня, это наша с тобой дочка! И она станет богатой и знаменитой!
Танины огромные глаза наполнились слезами счастья. Никогда в жизни ей никто не делал такого драгоценного подарка. Таня прижала доску к груди и, не в силах сдержать эмоции, расплакалась.
- Ну что ты, Танюша, не плач. А знаешь, давай в воскресенье обвенчаемся?
Таня только согласно закивала, но слезы так и не смогла остановить...
Накануне поздно вечером Михаил набрался наглости и пришел к Жуковскому. Он рассказал ему все, что узнал от Лизы, и они почти всю ночь составляли план действий по освобождению Владимира. Мудрость Василия Андреевича, его прекрасная осведомленность в вопросах дворцовых интриг, знание характера императора в купе со стратегическим мышлением Михаила, принесли свои плоды. Их план был просто обречен на успех. Оставалось только посветить в него Александра, и всем актерам разыграть свои роли.
Поэтому когда Александр пришел от императора с благой вестью, Михаил почти не удивился. Он от души поблагодарил наследника и Василия Андреевича за столь деятельное участие в освобождении его друга. Он дождался, пока будет готов официальный документ за подписью Николая I, и тут же отправился в крепость. Александр попросил придворного врача Фридриха Ивановича Мандта съездить с Михаилом, чтобы осмотреть рану Владимира и при необходимости перевезти его в дворцовый госпиталь.
Владимир лежал в
тюремном лазарете. Заведение было мало чем
примечательное, разве только обшарпанными
стенами и запахом сырости. Тем не менее,
Владимир спокойно спал на своей койке и
даже улыбался во сне.
Втроем они зашли в палату: к ним по долгу службы присоединился еще и начальник тюрьмы Заморенов, который с крайним неудовольствием отреагировал на указ императора об освобождении барона Корфа. К тому же, он весьма болезненно воспринял отставку и заключение под стражу поручика Писарева, который всегда был его правой рукой. Юрий Заморенов собирался впоследствии ходатайствовать перед императором о его судьбе.
Как только в палату зашли, Владимир тут же открыл глаза.
- Мишель! Рад тебя видеть! – воскликнул он, привстав на локте. – Однако, я в последнее время, кажется, пользуюсь успехом, - произнес он, глядя на начальника тюрьмы и незнакомого ему посетителя. – Жалко, что не у женщин!
- Владимир, полно тебе, ты всегда имел успех у женщин, - Михаил подошел к нему и пожал ему руку. – Это Фридрих Иванович Мандт, придворный лекарь, - начальника тюрьмы он решил игнорировать.
Владимир попытался встать с койки. Это ему удалось, но явным усилием воли: видно потеря крови и глубина раны давали о себе знать. Он пожал руку врачу.
- Разрешите, Владимир Иванович, я осмотрю вас. Лягте, пожалуйста.
Барон повиновался.
- Владимир, - поспешил его обрадовать Михаил. – Император подписал указ о твоем освобождении! Мы с доктором приехали за тобой!
- В самом деле? – удивился Владимир, но не стал скрывать своей радости по этому поводу.
- Вот, Юрий Васильевич подтвердит.
Заморенов нахмурился, но ответил:
- Барон, по указанию его императорского величества все обвинения с вас снимаются, а вы освобождаетесь из-под стражи. Честь имею! – начальник тюрьмы подчеркнуто вежливо поклонился, развернулся и вышел, отдав соответствующие распоряжения охраннику, приставленному к барону.
- Ну что, Мишель, теперь погуляем?
- Боюсь, что вы погуляете еще не очень скоро, барон, - вмешался врач. – Ваша рана была недостаточно хорошо продезинфицирована и сейчас активно развивается воспаление. Вам непременно нужно к нам в госпиталь.
- Это невозможно! – уверенно сказал Владимир. – Я немедленно еду домой.
Михаил и доктор
переглянулись. Князь Репнин понял, что
переубедить Владимира не удастся никому.
Тем более, когда он узнает о пропаже Анны.
Лиза, оставив влюбленную пару наедине, пошла искать Андрея. То, что ее сестра, наконец, нашла свое счастье, было для Лизы такой радостью, что она даже перестала думать о тех неприятностях, которые свалились на их семью. И вспомнила только тогда, когда нашла Андрея в его кабинете, готового к отъезду в Петербург. Он настолько изменился за короткое время ее отсутствия, что Лиза ахнула. Его безупречная офицерская выправка вдруг куда-то пропала: Андрей ссутулился под тяжестью навалившихся на его плечи бед; под глазами появились темные круги бесконечной усталости и бессонных ночей; меж бровей пролегла глубокая складка отчаяния. Лизе даже почудилось, что она увидела блеск седины в его волосах.
- Андрей! – схватившись за сердце, воскликнула Лиза. Она вдруг почувствовала себя очень виноватой перед своими родными.
Андрей же, напротив, когда увидел Лизу, сразу же просиял:
- Лизонька! Ты вернулась! Наконец-то! Мы все так переживали за тебя!
Лиза бросилась к Андрею, и они обнялись. Лиза не выдержала и заплакала на плече брата.
- Андрюша, прости, я должна была быть рядом с вами!
- Ну что ты, не плачь! Теперь, когда мы все вместе, все будет хорошо! Лиза, наша сила, сила Долгоруких, в нашей семье, в нашем единстве. Я понял это совсем недавно, хорошо, что не слишком поздно. Поэтому теперь все обязательно наладится, верь мне!
Лиза подняла голову с его плеча и благодарно посмотрела на брата.
- Да, Андрей, ты прав! Вместе – мы сила! Я должна немедленно поговорить с отцом.
- Да, Лиза, мы все
должны простить его и понять. Уверен, наша
поддержка поможет родителям тоже простить
друг друга. Пойдем!
Они вместе пошли в комнату Марьи Алексеевны, где с самого утра у ее постели сидел Петр Михайлович. Он держал жену за руку и что-то тихо говорил. Рядом стоял Илья Петрович Штерн, только что пришедший и проверявший у пациентки пульс.
- Маменька! - Лиза бросилась к кровати матери и опустилась перед ней на колени. – Маменька! Это я, Лиза, я вернулась! Пожалуйста, поговорите со мной, ответьте мне!
Но Марья Алексеевна лежала по-прежнему неподвижно.
- Лизонька, девочка моя, вернулась, наконец! – Петр Михайлович протянул руки к дочери, и они тоже обнялись. На этот раз Лиза не стала плакать. Наоборот, она улыбалась, несмотря на то, что отец выглядел еще более измученным, чем Андрей.
- Папенька, простите меня! Я очень вас люблю!
Эту идиллическую сцену невозможно было наблюдать без эмоций. И Илья Петрович, стоявший в сторонке и краем глаза приглядывавший за Марьей Алексеевной, чуть не всплакнул от умиления. Этой семье не хватало только матери, которая вот уже который день лежала без сознания. Ситуация с Марьей Алексеевной была, по мнению доктора, критической, поскольку столь долгое пребывание без чувств могло привести к серьезным изменениям в головном мозге. Он никому, кроме сына, об этом не говорил, поскольку еще все могло случиться.
И вдруг оно случилось.
Илья Петрович первым заметил, как пошевелилась Марья Алексеевна. Движение головой было едва заметным, но оно почти тут же повторилось, а потом княгиня медленно открыла глаза.
Илья Петрович тут же поспешил к ней и проверил пульс: сердечный ритм явно ускорился, а, значит, она реагировала на внешние раздражители. Признак был хорошим.
Все семейство Долгоруких тут же обернулось на княгиню и застыло в изумлении: Марья Алексеевна смотрела на них и улыбалась! Она попыталась что-то сказать, но не смогла, а ей и не дали: все хором бросились к ней, начали спрашивать ее о самочувствии, радоваться и смеяться. Илья Петрович хотел было оградить княгиню от излишних волнений, но потом понял, что для нее это сейчас лучшее лекарство. И доктор пошел в соседнюю комнату рассказать Ивану и Соне о том, что произошло.
После скромного завтрака, который Михаил приготовил собственноручно (прислуги у него не было), Анна решила вновь завести разговор о том, что ее сейчас больше всего волновало.
- Михаил, у меня к вам просьба. Я понимаю, что и так злоупотребила вашей добротой, но я не могу просто так сдаться. Я должна узнать, кто я. Я хочу вспомнить свое прошлое.
- А вы не задумывались о том, что ваше прошлое может оказаться гораздо печальнее, чем настоящее?
- Пусть! Иначе я не могу, я должна знать правду.
- Так в чем заключается ваша просьба?
- Вы не могли бы отвезти меня на то место, где на меня наехал пьяный извозчик? Возможно, я смогу что-то вспомнить. А может, это место находится рядом с моим домом, и меня кто-нибудь узнает.
- Хорошо, поедем, - после короткой паузы ответил Михаил: он же решил не противиться судьбе, нужно быть до конца последовательным. – Только вы же еще не совсем здоровы! У вас же утром болела голова, вам может стать еще хуже в пути.
- Мне становится хуже с каждой минутой от неизвестности. Поймите меня, Михаил!
- Хорошо, Анна, я выполню любую вашу просьбу...
- Вы так добры, спасибо!
Про себя Михаил загадал,
что если Анна не встретит никого из своих
знакомых или не вспомнит сама свое прошлое,
то она останется с ним. Пари с Судьбой было
заключено.
Они быстро собрались, поймали на улице извозчика и поехали к тому месту, где Михаил нашел Анну. Путь был неблизкий: от самой окраины Петербурга до его центра. Всю дорогу Анна молчала, стараясь побороть в себе волнение перед возможной встречей со своим прошлым. Она оглядывалась по сторонам, всматриваясь в лица проходивших мимо людей, глядя на мрачные и помпезные здания. Но когда коляска остановилась, вместе с ней остановилось и ее сердце.
- Мы приехали, это случилось прямо здесь, - Михаил вышел из коляски и подал Анне руку. – Выйдете, посмотрите.
Но Анна уже успела все осмотреть: ни одно здание, ни одно деревце, ни один человек не были ей здесь знакомы! Она все же вышла из коляски и прошла немного по дороге, оглядываясь по сторонам. Это была набережная Невы, почти напротив – Зимний дворец и Петропавловская крепость. В любой другой раз можно было засмотреться на великолепную панораму, открывавшуюся с этого места, но не сейчас.
Отчаяние Анны переросло в панику, и она снова чуть не попала под копыта упряжки лошадей, несущихся прочь от Петропавловской крепости. Михаил шел следом за ней и успел вовремя схватить Анну за руку и дернуть на себя. Карета, в которой сидели трое или четверо мужчин, пронеслась мимо в шаге от нее. Анна успела разглядеть только пожилого мужчину, выглянувшего в этот самый момент из окна, прежде чем невольно попала в объятья Михаила.
- Анна! Боже мой, вы опять
чуть не попали под копыта лошадей! –
воскликнул потрясенный Михаил, глядя в ее
испуганные, но такие прекрасные глаза.
- Миша, вы меня опять спасли, спасибо вам, - Анне было очень неловко. – Кажется, моя жизнь раньше действительно была не совсем гладкой, раз я попадаю в неприятности на каждом шагу...
- Так вы ничего так и не вспомнили?
- Увы, нет, - Анна мягко отстранилась от Михаила. – Что же мне теперь делать?
- Для начала, вернемся домой, а там что-нибудь придумаем.
- Но я не могу опять ехать к вам домой, я и так слишком загостилась!
- А куда же вы поедете? Разве в этом городе есть человек, который был бы вам ближе знаком, чем я? Если вы опять попадете в какую-нибудь историю, я себе этого не прощу. То, что ваше присутствие меня совсем не тяготит, а скорее, скрашивает мое одиночество, я вам говорил уже неоднократно. Анна, вы мне доверяете?
- Да, конечно, Миша, простите. Я просто чувствую себя очень неловко...
Михаил взял Анну под руку и повел к коляске.
- Михаил Юрьевич! – раздалось за их спиной. - Какая встреча! Давненько вы к нам не захаживали на собрания!
Жуковский, проезжавший мимо в открытом экипаже, приказал извозчику остановиться.
- Василий Андреевич! Очень рад вас видеть, – ответил действительно обрадованный Михаил. – Да как-то все не досуг.
- Вы приезжайте, сейчас стало очень интересно. А что это за прелестная особа с вами?
Михаил смутился: он не знал, как представить Анну.
- Это Анна, она у меня временно гостит... Василий Андреевич, нам пора ехать. Как-нибудь вечером загляну к вам.
- Ну что ж, Михаил Юрьевич, всегда вам рады. До встречи!
И Жуковский уехал, отметив про себя, что спутница его старого знакомого была необычайно красива.
А Анна, расстроенная тем,
что так и не встретила никого знакомого,
села в коляску вместе с Михаилом и они
поехали обратно. Она не знала, что в той
карете, которая ее чуть не сбила, ехал
Владимир, все эти дни думавший только о ней,
но еще даже не знающий, что
она пропала...
Покупая в лавке бумагу для Павла, Таня совсем не подумала о том, что Павлу неудобно рисовать углем. Впрочем, в деревенской лавке купить карандаши или краски было невозможно, поскольку неграмотным крестьянам они были ни к чему, да и стоили для них немалых денег. Но Таня хорошо знала, что карандашами рисовать намного сподручнее, у Софьи Петровны их было очень много, и она ими постоянно пользовалась.
Таня долго думала, где же ей отыскать в этой глуши карандаши, но потом вдруг вспомнила, что на местном постоялом дворе часто останавливаются заезжие купцы, а вот у них-то можно было раздобыть все, что угодно. Поэтому, когда Павел повел захромавшую кобылу к кузнецу, она быстро закончила уборку в доме, сказала Клавдии, что ненадолго уйдет, взяла оставшиеся от проданного ожерелья деньги и отправилась на постоялый двор.
В кабаке на первом этаже за столиками сидели несколько человек. Таня, стараясь как можно меньше обращать на себя внимания, протиснулась в угол помещения, где работник протирал кружки. Она тихо поздоровалась и спросила, не гостит ли у них какой купец. Работник посмотрел на нее с удивлением, но охотно ответил, разве только не счел нужным говорить шепотом, как Таня.
- А как же, целых двое! – довольно громыхнул он своим басом. – Только тебе, девка, зачем купец понадобился?
- Купить кое-что нужно, зачем же еще?
Таня испуганно оглянулась:
не привлек ли этот олух чье-то внимание.
Лишние глаза ей были ни к чему, она совсем не
хотела, чтобы ее узнали, иначе окажется, что
она беглая. И тут она увидела Никиту. Он
сидел за одним из столиков спиной к входу,
поэтому она его сначала и не заметила. Он
пил пиво с каким-то дородным господином,
очень похожим на купца, и чуть не
поперхнулся, когда ее узнал.
- Таня! – воскликнул он, отставляя кружку в сторону. – Ты жива!
- Никита! – забеспокоилась Таня и бросилась к нему. – Пожалуйста, больше ни слова! Пойдем во двор, я тебе все расскажу!
Удивленный Никита извинился перед купцом и вышел вместе с Таней.
- Так я же думал, что ты умерла! Как тут не закричишь от радости! Таня, все же думают, что тебя нет в живых!
- Вот и хорошо, Никита. Да пойми же ты, если хозяева узнают, что я жива, получится, что я сбежала, и не сносить мне головы... Пожалуйста, Никитушка, не выдавай меня!
- Так ты сбежала?
- Да нет же! Как я могла! Все получилось случайно... Я поняла, что жизнь мне уже не мила, и пошла топиться, но меня спасли, и теперь я счастлива, Никита! Ты же мой друг, не выдавай меня, пожалуйста! Пусть все думают, что я умерла.
- Хорошо, хорошо... Только я что-то ничего не понимаю. Ты зачем топиться пошла? – сурово спросил Никита. – Грех на душу взять хотела?
- Хотела, Никита, хотела! Да Господь спас мою грешную душу, второй шанс мне дал. И я теперь счастлива. Я скоро выхожу замуж.
- Замуж? Да когда ж ты успела? Вот ведь женщины: то топиться бросаются от несчастной любви, то замуж за другого собираются! – в сердцах сказал Никита.
- А ты почем знаешь?
- Что?
- Что по несчастной любви?
- А, это... Так об этом уже все
знают. Князь Андрей тогда не только с тобой
поссорился, но еще и со своей невестой и с ее
братом. Крик стоял такой, что все слуги
слышали каждое слово, так что мне все и
рассказали.
- Андрей поссорился с Наташей? – в Таниной душе не дрогнула ни одна струна, и она очень порадовалась этому.
- Не просто поссорился, она бросила его, как только узнала про вас... Эх, Таня, что же ты с барином-то... Не ровня он тебе, вот и страдала ты почем зря...
- Ладно, Никита, теперь все в прошлом. Ты только не выдавай меня, ладно?
– Ладно, не выдам. Ты же меня знаешь, я друзей не предаю. А зачем тебе купец понадобился? Никак к свадьбе купить что-то хочешь?
Таня замялась, но ответила:
- Хочу подарок своему жениху сделать. Он рисовать умеет так здорово, что и описать невозможно, а вот только нет у него ни карандашей, ни красок.
- Ну, Татьяна, ты даешь! И где же это ты богатенького подцепить успела? А по тебе не скажешь!
- С чего ты взял? Павел такой же крепостной, как и я. Он в деревне живет.
- И где же это ты, Таня, так врать научилась? Неужто твой Павел тебя так охмурил? Где это видано, чтобы крепостные рисовали? Может, скажешь еще, что он грамотный?
- Нет, не грамотный. Но рисовать умеет намного лучше, чем, к примеру, Софья Петровна. Мне незачем тебе врать.
Никита все никак не хотел верить. Но Таня все же его убедила, чем вызвала еще большее удивление.
- Так значит, тебе купец нужен? Давай я у Николая Кузьмича спрошу, у него хотя карандашей нет, но где достать их он точно знает. Пошли.
Никита познакомил Таню со своим благодетелем, который с доброй улыбкой посмотрел на деревенскую девушку. Он точно так же изумился, когда Никита рассказал ему про самородка Павла, но при этом очень заинтересовался.
- А скажи-ка мне Таня, нельзя ли посмотреть на твоего жениха и его рисунки? Я ведь искусство очень люблю и ценю. Если твой Павел окажется хотя бы вполовину таким же одаренным, как ты его описываешь, я ведь ему могу помочь.
Никита едва заметно подтолкнул Таню: соглашайся, мол, другого такого шанса не будет. Таня ненадолго задумалась. Она была почти уверена, что ее Павлу не нужна никакая слава, да и о деньгах он не очень-то заботился. Его вполне устраивала жизнь в деревне. Об этом Таня и сказала Николаю Кузьмичу.
- Так его никто неволить не будет. А поглядеть было бы очень любопытно.
Никита еще раз подтолкнул Таню, и она согласилась.
- Хорошо, но только никому о нас не говорите, ладно?
- К чему мне это? Коли так просишь, то не буду.
И Таня повела их в ставший
уже почти родным дом.
Ни доктору, ни Михаилу уговорить его лечь на излечение в госпиталь так и не удалось. Какой тут может быть госпиталь! Он так соскучился по Анне, что не мог думать ни о чем другом. И хотя рана его действительно начала беспокоить все больше, он был уверен, что обойдется без постельного режима. Впрочем, совсем отказываться от услуг врача он не собирался: вызвать того же доктора, что осматривал Анну, пусть теперь его лечит. Главное, что Анна будет рядом.
Всю дорогу из тюрьмы он мечтал об их встрече. Только одно странное происшествие в пути отвлекло его от этих размышлений. Извозчик вдруг громко выругался, и из потока отборной брани можно было с трудом разобрать только что-то вроде «смотри, куда прешь». И тут у Владимира больно кольнуло сердце, а беспокойство заставило его спросить:
- Что там случилось?
- Да какая-то барышня чуть под колеса не попала, - ответил доктор.
Владимир с тревогой выглянул в окно, но место происшествия уже скрылось за поворотом.
- Да вы не волнуйтесь, - поспешил успокоить его Фридрих Иванович. – Ее кавалер вовремя подоспел и оттащил барышню в сторону.
- Кавалер? – переспросил Владимир.
- Да, они обнялись потом, потому я так и подумал.
- Понятно, - Владимир заглушил странное беспокойство в душе и снова погрузился в свои мысли.
Они довезли господина Мандта до дворца, а сами отправились в особняк Владимира. Всю дорогу Михаил рассказывал ему про то, как они с Жуковским разработали план, чтобы повлиять на решение императора. Он говорил с увлечением, однако от Владимира не укрылось какое-то странное беспокойство в глазах и излишняя бравада в словах Михаила. Он слишком хорошо знал своего друга, чтобы ошибиться и, когда они уже почти приехали, перебил друга и прямо спросил:
- Мишель, ты что-то не договариваешь. Что случилось?
По тому, как замялся Михаил и как отвел взгляд, Владимир понял, что не ошибся.
- Миша, ради бога! – раздраженно воскликнул он. – Что случилось?
- Мы почти на месте, давай зайдем в дом, и я все тебе расскажу.
- Нет, ты все расскажешь сейчас! – резкая боль в ране заставила Владимира поморщиться. – Говори, же, что с Анной?
- Почему ты решил...
- Я не слепой! Вижу! Мишель, говори же!
- Не нужно так кричать! – нахмурился слегка задетый за живое Михаил. – Я не хотел тебя расстраивать раньше времени. Анна пропала.
- Как пропала? – Владимир в отчаянии простонал. – Что же ты не сказал мне раньше?!!
В этот момент карета как раз остановилась возле ворот дома. Владимира, не обращая внимания на боль в ране, кинулся к двери. Михаилу оставалось только поспешить за ним.Первые минуты, когда Лиза предательски оставила ее наедине с Иваном, Соня не могла совладать со своими эмоциями и молчала, то краснея, то бледнея. Иван, пытаясь ее успокоить и отвлечь, рассказал одну смешную историю из своей студенческой жизни, и под конец Соня заулыбалась. Как же она была благодарна Ивану за его трогательную заботу и бережное отношение к ее чувствам! О таком кавалере можно было только мечтать, но Соня боялась даже мечтать, словно Иван мог в любую секунду исчезнуть, как сказочный принц, пришедший из чудесного сна.
- Иван, - слегка успокоившись, проговорила Соня, - я немного взволнована приездом сестры, вы уж простите мне мою рассеянность, – она собрала в кулак все свое мужество, чтобы сказать о своем подарке. - Вы всегда были так добры ко мне, что мне захотелось хоть как-то отблагодарить вас. Поэтому я...
В этот самый неподходящий момент в комнату стремительно вошел Илья Петрович и провозгласил:
- Марья Алексеевна пришла в себя! Иван, тебе нужно взглянуть: это почти что чудо! Софья Петровна, ваша матушка теперь вне опасности!
- Господи! – радостно воскликнула Соня, позабыв обо всем. – Спасибо тебе, господи, за твою доброту и милосердие! Боже мой, я должна ее увидеть! Я сейчас же пойду к ней!
Соня попыталась встать, и это у нее получилось, правда, с помощью Ивана, который не стал уговаривать Соню в такой радостный момент оставаться в постели. Он, поддерживая ее под левую здоровую руку, повел в спальню княгини.
- Сонечка, только прошу вас,
осторожнее! – попросил он, и она в ответ
согласно улыбнулась.
Но стоило ей войти в спальню матери, где вокруг ее постели с радостными лицами суетились все ее родные, она не выдержала и присоединилась ко всем:
- Маменька! Маменька, как я рада! – увидев вставшую на ноги Соню, все посторонились, и она села на кровати рядом с Марьей Алексеевной. - Я все это время так переживала за вас!
- Сонюшка! – это были первые слова, которые удалось произнести княгине в образовавшейся, наконец, относительной тишине. – Ты здорова, девочка моя? Слава богу! Я же все это время слышала все, что вы говорили вокруг, но никто при мне и словом не обмолвился о твоем самочувствии! Я так переживала! Ведь эта ведьма выстрелила в тебя, я успела увидеть, как ты упала на снег! Боже мой, какой ужас!
- Маменька, но теперь все уже хорошо, вот и вы совсем выздоровели! Вы ведь уже не считаете нас детьми? Как же это здорово, что мы все теперь вместе!
Пока все семейство радовалось, Иван с отцом обсуждали интересный случай Марьи Алексеевны, которая, оказывается, будучи без сознания, слышала и воспринимала все, что происходило вокруг. Оба, конечно, слышали о таких случаях во врачебной практике, но сами сталкивались с этим впервые, чем были чрезвычайно заинтересованы с профессиональной точки зрения.
- О, какой волнительный момент! – вдруг с порога раздался ехидный голос Забалуева. – Да только радоваться, видно, благородному семейству придется недолго!
Едкая улыбочка озарила лицо Андрея Платоновича, и все, разом замолкнув, воззрились на него.
- Извольте объясниться! – возмущенно воскликнул Петр Михайлович.
Забалуев вместо ответа
посторонился, пропуская в комнату
нежданного гостя.
Буквально влетев в дом и не дослушав приветствие обрадованного управляющего, Владимир, словно не веря Михаилу, ворвался в комнату Анны. Он где-то в самой глубине души надеялся, что все это неправда или просто розыгрыш, и Анна сейчас встретит его на пороге и так улыбнется, что ему захочется закричать от счастья. Он заключит ее в объятья, закружит по комнате и больше никто и никогда не сможет их разлучить. Но... спальня была пуста и как-то невыносимо мрачна без Анны: ее присутствия здесь он не ощутил и с болью в сердце, потерявшем последнюю надежду, понял, что Михаил не обманывал и не разыгрывал его.
В порыве вдруг вспыхнувшей ярости он бросился в комнату Лизы, чтобы спросить с нее ответ за пропажу его возлюбленной, но и Лизы тоже не было на месте! В этот момент в комнату вошел запыхавшийся Михаил.
- Владимир, успокойся же! Ты навредишь себе и не сможешь помочь Анне!
Глаза Владимира метали молнии. Он схватил Михаила за грудки и закричал ему прямо в лицо:
- Где она, Миша?! Что с ней, отвечай!!
- Убери руки и успокойся, наконец! Я знаю совсем немногое, я только вчера прибыл в Петербург, но я расскажу тебе все только после того, как ты возьмешь себя в руки!
Владимир как-то сразу обмяк. Он отпустил Михаила, и устало опустился в кресло, откинувшись на спинку, закрыв глаза и положив руку на болевшую рану.
- Мишель, прости. Ты должен меня понять.
- Я тебя понимаю, поэтому не стану вызывать тебя на дуэль за твое оскорбительное поведение.
- А где Лиза? Что, тоже пропала? – усмехнулся Владимир.
- Нет, Лиза не пропала, ты же сам просил ей рассказать все, что произошло за время ее отсутствия в поместье. Само собой разумеется, что она просто должна была поехать домой. Впрочем, она обещала как можно скорее вернуться, зная, в какую беду попал ты и Анна.
- Мишель! – нетерпеливо воскликнул Владимир. – Говори же, что с Анной?
Михаил рассказал все, что узнал от Лизы. Он боялся, что Владимир опять поддастся вспышке гнева, но нет: его взгляд по мере рассказа мрачнел, но при этом буквально светился решимостью.
- Я найду ее, - уверенно заявил он, выслушав Михаила. – Я знаю, что она жива, иначе я бы почувствовал. С ней все будет в порядке.
- Уверен, что ты прав, - поддержал его Михаил. – Если хочешь, я тебе помогу.
- Да, Мишель, мне будет нужна твоя помощь. Прости, друг, еще раз.
Владимир протянул ему руку
и они дружеским рукопожатием скрепили свой
договор.
После вчерашнего разговора с Александром Натали немного успокоилась и теперь искренне радовалась за принцессу, которая так светилась от счастья, что сама Натали могла только позавидовать. Ее любовь, которую она лелеяла столь долго, разлетелась на куски в один миг...
Они проговорили с Марией весь вчерашний вечер и половину ночи, пока, уставшие, не вынуждены были пойти спать. Обе хотели выглядеть утром ослепительно: Мария – для Александра, а Натали – сама для себя. Впрочем, не только. Ей предстояло, в конце концов, выдержать словесную дуэль со всеми фрейлинами, которые за глаза уже судачили о ней на каждом углу. Она должна была с достоинством выдержать этот удар. На самом деле была еще одна причина, существование которой Натали категорически отрицала: это князь Голицын. Красавец-офицер, знакомство с которым произошло при столь неудачных обстоятельствах, вызывал у нее непонятные и новые для нее чувства, которые она искренне принимала за неприязнь. Поэтому всячески избегала мыслей и разговоров о нем.
Но заговорить о князе Голицыне ей все-таки пришлось. Днем она буквально столкнулась с фрейлинами, разыскивая принцессу. Они сидели в будуаре императрицы и, как всегда, сплетничали. Натали хотела бы ретироваться, но приличия не позволяли сделать это: она вынуждена была поздороваться со всеми, как только ее заметили.
- О, Натали! – воскликнула с деланным восторгом главная сплетница Екатерина Нарышкина. – Я слышала, что вы вернулись, но вы почему-то решили избегать нас.
- Я вовсе никого не избегаю, - приняла удар Натали. – Вы же знаете, принцесса нуждается в моей помощи сейчас так, как никогда. Мне просто было некогда сидеть с вами и обсуждать придворные новости.
- Отчего же? Знать
придворные новости для нас, фрейлин, одна из
наиглавнейших обязанностей. Вот, к примеру,
новый адъютант наследника. Вы уже видели
князя Голицына? Ну до чего ж хорош! Мы сейчас
как раз обсуждали, далеко ли пойдет этот
бравый гвардейский офицер?
- И к какому же выводу вы пришли? – Натали начала терять терпение.
- О, мы уверены, что он просто обречен на успех при дворе. Уже все дамы, которые хоть минуту с ним общались, сходят по нему с ума.
- Неужели все? Я, например, не принадлежу к их числу! – гордо заявила Натали.
- Так значит, вам уже довелось пообщаться? Ах, впрочем, конечно. Вы – фрейлина принцессы, он – адъютант цесаревича, вы просто обречены на то, чтобы иногда встречаться. Что ж, если на вас не подействовали его чары – вполне понятно, вы же сейчас, наверное, так расстроены разрывом отношений с князем Долгоруким...
- О, нет, что вы, Екатерина! Я совсем не расстроена, а даже рада. Теперь я свободна и могу делать то, что хочу.
Екатерина повела бровью, гадая, о ком говорила Натали: о цесаревиче, императоре или даже о том же князе Голицыне?
- Я никогда не сомневалась, что такие девушки, как вы, просто не могут жить без свободы.
- Что вы имеете в виду? – насторожилась Натали, готовая броситься в атаку.
- О, только то, что имели в виду вы сами. Я, знаете ли, тоже сейчас счастлива, что абсолютно свободна. Правда, князь Голицын проявляет ко мне недвусмысленный интерес, и, возможно, скоро я уже не смогу похвастаться тем же...
Сказано это было с таким
явным намерением уязвить Натали, что она
приказала себе не обращать внимания на эти
колкие слова и на последнюю фразу Екатерины.
Но когда, распрощавшись, наконец, с
фрейлинами, Натали вышла за дверь, страшная
и необъяснимая боль пронзила ее сердце.
Вместе с тем ее отношение к князю Голицыну,
обратившему внимание на такую особу, как
Екатерина Нарышкина, окончательно
превратилось в презрительное. Во всяком
случае, Натали себя в этом убедила.
Когда Таня привела гостей в дом, Павел еще не вернулся. Клавдия радушно встретила гостей и с радостью пригласила их посмотреть на рисунки Павла: она так гордилась своим сыном, что не могла не поделиться этой гордостью с другими. К тому же, как практичная женщина, она считала, что им совсем не помешала бы помощь.
Николай Кузьмич ожидал
увидеть нечто необычное: уж очень
эмоциональным был рассказ этой девушки про
способности своего жениха. Но то, что он
увидел, превзошло все его ожидания
многократно. Это было настоящим чудом,
настолько загадочным и непостижимым, что
захватывало дух. Николаю Кузьмичу
приходилось в свое время торговать
полотнами известных художников, и он просто
обязан был разбираться в живописи, поэтому
увиденное он способен был оценить по
достоинству. Это были не просто мастерски
выполненные портреты, хотя одно это уже
можно было поставить в заслугу Павлу,
учитывая совершенное отсутствие у него
какой-либо подготовки и его неграмотность.
Такой добротный портрет хороший учитель
мог научить рисовать практически любого
мало-мальски стремящегося к обучению. Но в
портретах Павла была душа. Это невозможно
было описать словами, но его персонажи жили
на нехитрых полотнах, и каждый персонаж
испытывал на каждом рисунке разные эмоции.
Не имея таланта, обучиться этому было
невозможно. Странно, но восприятию
совершенно не мешало довольно грубое
исполнение, явившееся результатом
рисования углем – не самым удачным
инструментом. И даже этот недостаток Павел
сумел обратить в колоссальное достоинство:
его рисунки обрели неповторимую авторскую
технику, поразительный колорит, ценимый
едва ли не больше, чем само исполнение.
Николай Кузьмич присел, чтобы перевести дух. Он долго молчал, вглядываясь в одно из изображений Анны, нарисованное Павлом в первые дни после своего выздоровления. Пока Николай Кузьмич молчал, заговорил пораженный не меньше него Никита:
- Таня, откуда твой Павел знает Анну? Почему он рисовал ее?!
Вместо Тани ответила Клавдия:
- Эта барышня вернула моего Пашеньку с того света. Она была первой, кого он увидел, открыв глаза. Потому-то он ее хорошо запомнил.
- Анна?! А как она тут оказалась?
- Подожди, Никита, - вмешался Николай Кузьмич. – Так это и есть та Анна, о которой ты мне столько говорил?
- Да, Николай Кузьмич, это она. Правда, красивая?
- О, да, бесспорно, она очень красива, - задумчиво проговорил купец, все еще всматриваясь в портрет. Спустя минуту он, наконец, сбросил с себя оцепенение и обратился к Клавдии:
- Как, простите, ваше отчество?
- Ивановна.
- Так вот, Клавдия Ивановна, у вашего сына не просто талант. Его рисунки гениальны. Я просто поражен: никогда не видел ничего подобного. Прямо сейчас я смог бы без труда продать их за немалые деньги. Я готов выкупить для вашего сына свободу и отправить его учиться в Петербург. Он мог бы стать великим художником.
Клавдия схватилась за сердце. Не об этом ли она всегда мечтала для своего сына? Но почему-то сердце так больно защемило, что она не смогла вымолвить ни слова.
- Клавдия, что с вами? Вам плохо? – Таня, обеспокоенная, бросилась к своей будущей свекрови.
- Нет, нет, все в порядке, Танюша, я просто волнуюсь. Не каждый день можно услышать такое. Только я вам вот как скажу, барин. Пусть Павел сам решит. Как он скажет – так и будет.
- Хорошо, давайте спросим Павла. Когда же он придет?
- Должен скоро вернуться. Если хотите, подождите.
- Непременно подожду.
- Таня, сделай гостю чаю. Вы любите малиновое варенье?
- Да, конечно, спасибо, -
рассеянно ответил Николай Кузьмич, все еще
не в силах оторваться от портрета Анны.
Какое-то время Владимир молчал, позволив Мише говорить. Со свойственной ему способностью распутывать самые сложные дела, Михаил уже составил план действий по поиску Анны. Первым делом он собирался навестить того следователя – Алексея Ивановича Бессонова, чтобы справиться о результатах поисков Анны. Лиза сказала, что Алексей Иванович – человек очень отзывчивый, и он, как никто другой, знает свое дело. Если никаких результатов не будет, следовало попросить Алексея Ивановича помочь собрать сведения обо всех происшествиях, зарегистрированных в тот день, в то время. Проверить каждый случай, расспросить свидетелей. В общем, работы хватило бы не на один день.
Владимир же знал, что так долго он ждать не может. Думая каждую секунду о том, где сейчас Анна, что с ней, не обращаются ли с ней плохо и не попала ли она в лапы какому-нибудь негодяю, можно было сойти с ума. Он вдруг вспомнил свой сон, когда его матушка сказала, что он должен прислушаться к своему сердцу, чтобы спасти любовь. Теперь он понял, что значили эти слова.
- Мишель, - Владимир принял решение. – Ты справишься с этим и без меня, пожалуйста, сделай все, чтобы найти Анну. А я пойду другим путем.
- Другим? Каким же?
- Расскажу тебе потом, если все получится.
- Я не могу отпустить тебя одного, твоя рана может дать о себе знать в любую минуту.
- Миша, я давно уже не мальчик, а ты никогда не был моим отцом. Я справлюсь, поверь. Или ты во мне сомневаешься?
Михаил удрученно покачал головой. Наверное, он все-таки больше всего ценил в своем друге то, что он был таким отчаянно-решительным. И он сейчас не имел права отговаривать его. В конце концов, ему самому была далеко не безразлична судьба Анны.
- Хорошо, тогда вперед!
- Вперед!
Точно так же, как когда-то Лиза с Анной, Михаил с Владимиром разделились: один пошел к следователю, а другой – к тюрьме.
Владимир собирался пешком проделать тот путь, который проделала Анна от крепости до дома, куда, собственно, так и не дошла. Он собирался спрашивать у всех прохожих про красивую девушку в зеленом манто с белой меховой оторочкой, и, если потребуется, вытрясти у кого нужно правду. Поэтому для начала он нанял извозчика и попросил отвезти его к воротам крепости, выйдя за которые Анна пропала.
Когда Владимир вышел из коляски, он встал спиной к воротам и, закрыв глаза, вдохнул свежего морозного воздуха.
- Где ты, Аня? – прошептал он. – Помоги мне найти тебя!
Постояв так с минуту, он медленно пошел прочь. Здесь поблизости людей не было, зато на набережной ходили торговцы, прогуливались дамы с собачками, проезжали кареты. Он спрашивал всех о девушке в зеленом манто. Кто-то от него испуганно шарахался, думая, что он сошел с ума, некоторые дамы сочувственно улыбались, видя красивого молодого человека с грустью в серых глазах, но никто не мог сообщить ему хоть что-то существенное. Он шел по набережной, и всем задавал один и тот же вопрос, пока один мальчишка, торговавший табаком с наплечного лотка, не сказал ему:
- Барин, вы бы у Усатого спросили, он здесь каждый день сидит, может, что и знает.
- Что за Усатый? – тут же заинтересовался Владимир.
- Да юродивый один, он постоянно тут ошивается, на хлеб клянчит. Он хоть и кажется блаженным, а на самом деле все замечает, знает, у кого просить. Может, и барышню вашу приметил тогда.
- Где он сейчас?
- А я почем знаю? Наверное, за чекушкой пошел: для согреву.
Владимир сунул мальчишке в
руку довольно крупную купюру, чему тот
несказанно обрадовался, и решил пока
продолжить путь, спрашивая прохожих, а
потом вернуться на это место: вдруг Усатый
уже появится.
Но дальнейшие его расспросы результатов не дали. Возвращаясь, усталый, он уже почти ни на что не надеялся, но Усатого застал. Узнать его было нетрудно: огромные неухоженные усы, густая взъерошенная шевелюра, старые рваные лохмотья. Он сидел у самого парапета, такой же серый и неприметный, как каменная ограда набережной. Тем не менее, этот субъект мерно покуривал трубку, словно ничего больше в этой жизни его не интересовало. От него за версту несло дешевым табаком и перегаром, но Владимиру сейчас было не до таких мелочей.
- Ты – Усатый?
Юродивый с минуту внимательным цепким взглядом смотрел на подошедшего господина и при этом безразлично попыхивал дымом, не говоря ни слова. Владимир уже начал терять терпение, когда Усатый, наконец, произнес:
- Ну я. Чего надо?
Владимир в точности описал ему Анну, назвал день и время, и спросил, не видел ли он ее. Ответа в этот раз пришлось ждать недолго.
- Подайте на пропитание! – промямлил он, и Владимир нетерпеливо сунул ему в руку сразу несколько купюр, предчувствуя, что близок к разгадке. – Вот это другой разговор, - изменившийся тон Усатого наводил на мысли о его абсолютной нормальности. – Видел я вашу барышню. Как было не увидеть: такая красивая, прямо глазам смотреть больно. И такая счастливая, что даже танцевала на ходу. Все бумагу какую-то читала.
У Владимира бешено
забилось сердце. Он готов был сейчас же
придушить этого мерзавца, если он сию
минуту не расскажет ему все. Но этого делать
не потребовалось. Хрустящие купюры
развязали язык Усатому не хуже водки.
- Она от крепости шла, я ее сразу заметил. Потом она закричала «Да! Да!», твердила все, как сумасшедшая. От нее шарахались не меньше чем от меня, - Усатый оскалил гнилые зубы, издав нечто вроде смешка.
Владимиру стоило неимоверных усилий устоять на месте и не вынуть пистолет, прихваченный на всякий случай, чтобы проучить этого негодяя. Но мысль о том, что Анна, скорее всего, читала его письмо и так ответила на его главный вопрос, помогла ему сдержаться.
- А потом она попала под лошадь пьяного извозчика.
Владимиру показалось, что земля вдруг уходит из-под ног. Это невозможно! Она жива, он чувствовал это, он не мог ошибаться!!
- Что с ней случилось?! – взревел Владимир. – Говори, мерзавец!
- Да ничего, кажется, она просто упала, а тут какой-то господин ей помог, и увез ее с собой.
- Что за господин?! Опиши его!
- Да почем я знаю! Для меня господа все на одно лицо.
Владимир быстро достал еще несколько купюр и кинул их Усатому под ноги.
- А, так он прихрамывал немного. Невысокий, молодой, примерно вашего возраста. Черные волосы. Больше ничего не знаю.
Владимир понял, что больше ничего у Усатого узнать не получится. Он остановил извозчика и сел в коляску.
- Куда, барин?
Владимир долго молчал. Он с ужасом осознал, что по этим приметам он не сможет отыскать в таком огромном городе человека. Его поиски зашли в тупик, и от осознания этого его вдруг покинули силы. Откуда-то взялась невыносимая боль в ране, словно копившаяся все это время, и он смог только назвать извозчику адрес. Управляющему пришлось помогать ему выйти из коляски и уложить его в постель. Вызванный доктор констатировал, что у барона началась сильная лихорадка, вызванная заражением раны.
На пороге все увидели несколько обескураженного исправника. Он понял, что пришел в неподходящий момент, и от смущения закашлялся.
- Что тут происходит? – спросил его Петр Михайлович. – Какую еще дурную весть вы принесли?
- Видите ли, князь, я пришел, чтобы предупредить вас всех о возможной опасности: этой ночью из-под стражи сбежала Марфа Васильева, которая стреляла в вашу жену и дочь.
Немая сцена, последовавшая за этими словами, могла бы считаться почти классической, если бы едва сдерживаемое Андреем Платоновичем злорадство не заставляло его беспокойно ерзать на месте.
Андрей стоял, нахмурившись, на лице Петра Михайловича была написана тревога, Марья Алексеевна без сил откинулась на подушки, Лиза в ужасе прикрыла рот рукой, а Соня просто сидела на кровати с широко открытыми испуганными глазами. Иван с беспокойством смотрел на нее, и только лицо его отца, Ильи Петровича Штерна, почему-то выражало крайнюю степень изумления. Именно он первый и нарушил тяжелое молчание:
- Марфа Васильева стреляла в княгиню и ее дочь? – воскликнул он с удивлением. – Марфа Васильева, бывшая крепостная барона Корфа??
- Да, Илья Петрович, вы что-то о ней знаете? – обратился к нему исправник, и все разом посмотрели на доктора с не меньшим удивлением.
- Нет, я ничего не знаю, просто поражен, что она совершила такое...
- Так вы ее знали?
- Раньше, давно, она же была моей крепостной. Я продал ее тогда барону... так было нужно.
- И что же, за ней не замечалось никаких странностей?
- Странности, смею заметить, есть почти у каждого. Просто я не думал, что она способна на такое...
- Что ж, Илья Петрович, к
сожалению, это так. Вина ее была полностью
доказана, да и она сама эту вину не отрицала.
- А как ей удалось бежать? – вмешался в разговор Андрей.
- Видите ли, в том-то все и дело. Ей помогли бежать. Это был мужчина, пока нами не установленный. Поэтому, раз у нее появился сообщник, она стала вдвое опаснее. Боюсь, она может снова попытаться проникнуть в ваш дом. Я пришел как раз для того, чтобы обсудить с вами меры безопасности.
- Что же вы предлагаете? – быстро спросил Андрей.
- Я приставлю к вашему дому жандарма. Вам же всем следует как можно реже выходить из дома и приказать слугам не пускать никого постороннего. Причем опасность может грозить не только княгине, но и каждому члену вашей семьи. Судя по беседам с ней, эта женщина способна на все.
Исправник дал распоряжения жандарму оставаться в доме и откланялся.
- Дорогие мои, - произнес Петр Михайлович, – все будет хорошо, обещаю вам! Уверен, что не стоит так беспокоиться!
- Как же-с, как же-с, - не согласился с ним Забалуев, - уж кому, как ни вам, Петр Михайлович, знать, на что способна обманутая женщина. Это по вашей вине мы все подвергаемся опасности.
- А вы-то тут при чем? – вышла навстречу ему Лиза, готовая набросится на Андрея Платоновича, словно разъяренная тигрица. – Вы уже боле не являетесь нашим родственником! Я привезла с собой из Петербурга положительный ответ из императорской канцелярии на наше прошение о расторжении брака! Так что дело в сущих формальностях, любезный Андрей Платонович! Вас здесь больше ничто не держит, и вы можете со спокойной душой убираться из этого дома, где вам грозит такая опасность!!
Все удивленно посмотрели на разъяренную Лизу. Слегка озадаченный Андрей Платонович спросил:
- Позвольте полюбопытствовать.
- Извольте! Сейчас принесу! – Лиза спустя минуту вернулась с бумагой и хотела было показать ее Забалуеву, но Андрей ее опередил:
- Подожди, Лиза, дай
посмотреть мне, а то я в последнее время
перестал доверять Андрею Платоновичу.
- Да, Андрей, ты прав, тем более что Андрей Платонович уже однажды успел подменить бумагу, в которой говорилось о разрешении на развод!
- Что?! – возмущенно воскликнул Петр Михайлович.
- Да, папенька, да! Нам и в первый раз не было отказано в прошении, этот мошенник подменил письмо! Теперь это ему сделать не удастся!
- Да, это правда! – вмешалась вдруг Марья Алексеевна. – Перед тем, как в меня стреляли, я как раз узнала то же самое! Не успела только вам всем рассказать!
- Что же это получается, Андрей Платонович? – гневно спросил Петр Михайлович. – Вы не только обманом проникли в нашу семью, а еще и пытались нечестными способами остаться в ней! Не выйдет! Это возмутительно! Я сегодня же объеду всех соседей и потребую собрать общее дворянское собрание, чтобы рассмотреть вопрос о вашем предводительстве!! А ваши махинации с документами будут небезынтересны исправнику! А сейчас – вон!! Вон из моего дома!
Какое-то время Андрей Платонович пытался подобрать слова, чтобы достойно ответить. Но, видно, ничего лучше обычных угроз не придумал:
- Вы еще все пожалеете!
Однако ж прозвучали эти
угрозы более чем внушительно, и Лиза вдруг
подумала, что эти угрозы могут оказаться не
пустыми...
Ожидая Павла, все четверо сели пить чай. Хороший был чай, из мятных листьев, ароматный и терпкий. Такая обстановка как нельзя более располагала к беседе.
- Скажите мне, Клавдия Ивановна, а кто был отец Павла? – спросил Николай Кузьмич. - Уж очень интересно, откуда у молодого деревенского юноши могли взяться такие способности?
Клавдия нахмурилась и долго не отвечала. Но только из уважения к гостю все же сказала:
- Считайте, что нет у него отца, и никогда не было. Могу сказать только, что не в него мой Пашенька пошел – это точно.
- Вы уж простите мне мое любопытство. Просто не каждый день с таким встречаешься. А давно ли у него проявились эти способности?
- Да нет, совсем недавно. Он ведь раньше у меня был... ну, в общем, слабоумным его все считали. Только слабоумным он не был, просто он жил где-то внутри себя, в своем мире, а в этом мире ему ничего интересно не было. Но он всегда у меня был добрым! А потом, как головой ударился, думала – не выживет. Уж и священника позвала – он еле дышать стал. Да только стоило той барышне появиться, он и очнулся. И не болел больше, и стал нормальным!
- Вот как! – этот юноша интересовал Николая Кузьмича все больше и больше. – Так значит, его внутренний мир был заперт раньше, как в клетке, а удар головой выпустил его наружу! И его мозг в ту минуту был как чистый лист бумаги, который он стал заполнять образами... Да, я думаю, так и было! Какой интересный случай!
В этот момент во дворе
послышался скрип входной двери: Павел
вернулся. Войдя в дом, он нисколько не
удивился гостям, только вежливо
поздоровался и сразу же обратился к Николаю
Кузьмичу, повергнув его в полнейшее
замешательство:
- А я вас ждал, барин, только не знал точно – когда придете.
Таня помогла Павлу снять тяжелый тулуп и поцеловала его в щеку.
- Николай Кузьмич тебе помочь пришел, - сказала она.
- Знаю, Танюша. Это ведь ты его привела?
- Да. Ты же не сердишься?
- Конечно, нет, ты все правильно сделала, так и должно было быть.
Павел сел вместе со всеми за стол и налил себе чаю.
- Павел, - заговорил, наконец, Николай Кузьмич, - я действительно могу тебе помочь. Выкуплю тебя у твоего барина, дам вольную и отправлю учиться в Петербург.
- Ни к чему мне учиться, барин.
- Как? – удивился Николай Кузьмич. – Ты думаешь, что тебе не нужно учиться? Но твой талант, как алмаз, требует огранки! Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Понимаю, барин.
- Ты можешь стать великим художником! Только для этого тебе нужно учиться.
- А к чему мне быть великим? Мне важна моя семья, а что там обо мне будут думать другие – все одно.
Николай Кузьмич был раздосадован. Видно, земля крепко держала Павла, не хотел он с ней расставаться.
- Но ты же можешь продавать свои портреты, зарабатывать большие деньги! Сможешь всю семью сделать свободной, купить новый дом... Неужели ты и от этого откажешься?
- Нет, от этого не откажусь.
Давно мечтаю матушке вольную подарить и
Танюше нужно от прошлого освободиться.
- Подожди, так значит, ты просто не хочешь ехать в Петербург и учиться? А рисовать будешь продолжать, и будешь продавать свои рисунки?
- Коли кто купит – буду очень рад. А вы ведь купец?
- Купец... Только я же тебе не говорил... – удивился Николай Кузьмич.
Павел посмотрел на него своими чистыми глазами, видимо думая, как ему ответить, и сказал:
- А по вашей одежке видно, я просто так подумал.
Николай Кузьмич успокоился: и так слишком много удивительного было в этом юноше, для первого знакомства ему хватило. Парень, ко всему прочему, несмотря на слова Татьяны, был не лишен коммерческой жилки, и это его вполне устраивало. Николай Кузьмич был честным торговцем, и предложил Павлу выгодные условия, на которые тот, даже не раздумывая, согласился. Павел не захотел, чтобы Николай Кузьмич выкупал для него свободу, он выразил желание накопить денег сам. Николай Кузьмич пообещал, что в ближайшее время привезет все необходимое для рисования (Павел пожелал и за это заплатить), и вместе с озадаченным Никитой покинул этот гостеприимный дом.
Когда гости ушли, Таня спросила Павла:
- Скажи, Павлуша, почему ты согласился?
- Ты же знаешь, Таня.
- Я хочу это услышать.
- Я это сделал для нашей дочки.
Таня удовлетворенно
улыбнулась, и пошла на кухню готовить ужин.
Когда уже ближе к вечеру Михаил вернулся к Владимиру, управляющий прямо с порога рассказал ему про ухудшение состояния барона. Михаил тут же кинулся к Владимиру и застал его в сильном бреду. Рядом сидел врач, но ничем, кроме холодных компрессов на голову он помочь не мог. Михаил спросил его, каково состояние барона, на что врач только неопределенно покачал головой.
- Так сделайте же что-нибудь! – воскликнул Михаил.
- Лихорадка должна пройти, но только если сам барон с нею справится.
- А если не справится? Он что, может умереть?
- Увы, тут я бессилен...
- Так что же вы тут делаете?! Сидите и ждете, умрет больной или нет?? Катитесь отсюда ко всем чертям!
Возмущенный и обеспокоенный, Михаил отдал распоряжение управляющему немедленно запрячь карету, чтобы отвезти Владимира во дворец. Доктор Мантд слыл большим кудесником от медицины, не зря он был личным врачом всей королевской семьи. Если кто-то и мог помочь Владимиру, так это только он.
Доктор совсем не удивился, когда Михаил нашел его и попросил осмотреть Владимира.
- Я же вам говорил, это очень
опасно. Я был уверен, что, скорее всего,
кризис наступит очень скоро. Эх, молодежь,
вам бы все в благородство и храбрость
играть...
Михаилу ничего не оставалось, как надеяться на профессионализм доктора Мандта, потому что Владимир был совсем плох. Во всяком случае, Михаилу так казалось, и он впервые настолько сильно испугался за его жизнь. А ведь был Кавказ, были ранения и драки, в конце концов, была дуэль с цесаревичем. Но еще ни разу Владимир не был настолько беспомощен перед болезнью.
Владимир по-прежнему был в бреду. Он произносил разные слова, одни отчетливо, другие – бессвязно, среди них можно было легко разобрать только имя Анны. Были еще какие-то непонятные слова «усатый» и «хромой», и Михаил только мог предполагать, что они относятся к чему-то, что успел выяснить Владимир.
Сам Михаил сходил тоже не безрезультатно. Алексей Иванович рассказал ему, что накануне за непристойное поведение и драку в одном кабаке был задержан вдрызг пьяный мужик. Его доставили в управление, но добиться от него что-либо не представлялось возможным. Сегодня он проспался и начал вспоминать сотворенное накануне. Вот и обмолвился случайно, что на набережной наехал на какую-то барышню. Время и место вполне совпадали, и один толковый исправник связал это происшествие с розыском пропавшей барышни. Он тут же доложил Алексею Ивановичу, и тот уже собирался ехать допросить мужика, как явился Михаил, и они поехали вместе. Впрочем, ничего конкретного больше выяснить не удалось, кроме того, что мужик жутко переживал, что стало с той барышней, потому что душой был добр, но на самогон слаб. Он божился, что ни за что бы не уехал и помог барышне, будь он трезвым. Он долго рассказывал жалостливую историю о том, что его бросила жена, и как он с горя напился. Что стало с Анной, он не знал и очень от этого мучился.
Михаил вместе с Алексеем
Ивановичем ушли ни с чем, уговорившись, что
сегодня же на место происшествия будут
направлены толковые люди, чтобы опросить
прохожих: вдруг кто-нибудь что-то видел?
С этими новостями Михаил и шел к Владимиру, надеясь, что порадует его хоть какой-то определенностью. Но не получилось. Теперь оставалось надеяться на золотые руки придворного лекаря.
Просидев рядом с Владимиром до самого вечера и не заметив каких-то улучшений, Михаил с тяжелым сердцем направился обратно в жандармское управление узнать, нет ли новостей от отосланных на место происшествия жандармов.
Алексей Иванович был чем-то очень сильно занят и извинился.
- Михаил Александрович, прошу вас немного подождать в приемной, с минуты на минуту прибудет мой человек с докладом.
Ждать пришлось действительно недолго. Как только жандарм вернулся, Алексей Иванович пригласил Михаила в кабинет.
- Ну что, голубчик, что дали опросы?
- Да ничего, Алексей Иванович. Никто ничего не видел!
- У торговцев, нищих спрашивали, как я велел?
- Спрашивали у всех, ваше высокоблагородие! Да и торговцев там мало – кто ж напротив Петропавловской крепости торговать будет? А нищий один был: у парапета сидел. Его-то мы решили по полной программе допросить: небось, сидит на этом месте с утра до ночи, что-то должен был видеть. Но он так ничего и не рассказал: божился, что ничего не знает, уходил за самогоном. В общем, пока результатов нет.
Алексей Иванович помолчал несколько секунд, раздумывая.
- Вот что. В тот день последний день масленицы был, должно было торговцев больше быть. Узнайте, кто там в том время стоял, разыщите и допросите.
- Слушаюсь!
- Выполняйте.
Когда жандарм ушел, Алексей
Иванович только развел руками. Михаил пожал
ему руку и, удрученный, поехал к себе домой.
К вечеру неприятный осадок от разговора с фрейлиной Нарышкиной полностью прошел. Натали провела полдня вместе с принцессой на примерке ее нового бального платья. Платье еще только начинали шить, и они несколько часов обсуждали его фасон и спорили по поводу тех или иных деталей. Давно Натали так не отдыхала душой, как этим беззаботным днем.
И все было бы замечательно, если бы в самом конце примерки, когда явно уставший от их веселой болтовни портной уже собирался уходить, в дверь осторожно не постучали. Мария, уже полностью одетая, попросила войти и на пороге показался князь Голицын.
Он был действительно хорош: статный темноволосый красавец с великолепными кудрями (в рамках дозволенного офицерам) и умопомрачительно насмешливым взглядом, уже лишенным первоначального волнения после первых дней во дворце. При виде его Натали тут же изменилась в лице, вспомнив все, что говорила ей Екатерина. Да, пожалуй, только такой хам и мог позариться на эту фрейлину!
- Ваше высочество! – обратился Голицын к принцессе, неприлично часто поглядывая на Натали, словно желая ее снова вывести из себя. – Я к вам с поручением от цесаревича! Он очень просил передать вам, что непременно хочет с вами сегодня поговорить. И чтобы вы обязательно к нему зашли, как бы долго не продолжалась примерка. Но я вижу, вы уже закончили...
- Да, да, я уже ухожу, - портной собрал свои последние вещи и вместе со своей помощницей собрался уходить. – Разрешите откланяться.
- Спасибо, князь, - поблагодарила принцесса, - я немедленно пойду к Александру. Натали, - произнесла она уже тише - интересно, что он хочет мне сказать?
- Думаю, ваше высочество, - улыбнулась Натали, - он приготовил вам какой-то сюрприз и весь день ждал, чтобы его показать. А теперь в нетерпении послал своего адъютанта, боясь, наверное, что портной будет здесь и всю ночь!
Принцесса рассмеялась.
- Ну что ж, Натали, вы достаточно хорошо знаете Александра, надеюсь, что так оно и есть! Я очень люблю приятные сюрпризы! До завтра! Вы мне сегодня очень помогли!
- До свидания, Мария!
И принцесса ушла, бросив на
последок короткий и внимательный взгляд на
князя.
- Натали, - князь сделал попытку приблизиться к ней, но она тут же отошла к столику, якобы чтобы взять свой веер. Голицын остановился. – Чем я провинился перед вами, что вы меня все время избегаете?
- С чего вы взяли? – Натали изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал как можно равнодушнее. Она быстрым движением раскрыла веер и стала им обмахиваться. – Просто у меня свои обязанности, у вас – свои.
- Действительно, вы правы. А то я уж решил, что вы до сих пор злитесь из-за того нелепого столкновения. Вдруг, думаю, на вашей прелестной ручке появился синяк? Я бы никогда себе этого не простил! А знаете, какое лучшее средство от синяков?
Ну почему же он все время усмехался! Причем, он усмехался глазами, и от этого можно было просто сойти с ума!
- Не знаю, и знать не желаю, - нервничая, Натали все сильнее махала веером, даже не замечая этого. - У меня нет синяков, и надеюсь, никогда не будет! Давайте оставим этот разговор, считайте, что я вас уже простила.
- Я не отстану от вас, пока вы не перестанете на меня злиться.
- Я не злюсь.
- Тогда пока вы не перестанете махать веером, а то простудитесь.
Натали от такой наглости сначала просто онемела. Потом она, уже не сдерживая хлынувших через край эмоций, бросилась на князя и хотела ударить его веером, но он перехватил ее руку и уже более тепло сказал:
- Ну, простите меня, пожалуйста! Просто вы так великолепны в гневе! Не смог удержаться, чтобы посмотреть на это еще раз!
- Если вы так желаете, можете лицезреть мой гнев постоянно! Но только предупреждаю, в один прекрасный момент вы об этом пожалеете!
- Натали! – князь засмеялся.
- Пустите меня! – Натали освободила руку и побежала к двери.
- Натали, ну простите меня, я не хотел вас обидеть, поймите! Вы вправду великолепны, и не только в гневе!
Но Натали исчезла за дверью, не услышав последней фразы. Князю Голицыну, все еще улыбающемуся, ничего не оставалось, как тоже уйти. Ничего интересного для него в этой комнате уже не было.
Натали не ошиблась: Александр приготовил принцессе сюрприз. Он еще днем вызвал придворного ювелира, чтобы выбрать для Марии украшение, достойное ее нежной чистой красоты и способное выразить его чувства. Он долго мучился, выбирая между колье и браслетами, серьгами и кольцами, но в результате выбрал прекрасное бриллиантовое ожерелье с несколькими крупными сапфирами, сияющее так, что становилось больно глазам.
Натали оказалась правда и в другом: Александр действительно так хотел поскорее подарить его Марии, что ожидание далось ему с огромным трудом. Под вечер он не выдержал, и послал Голицына к принцессе.
Когда она почти тотчас показалась на пороге, Александр радостно воскликнул:
- Мари, а я уж думал, что этот портной решил вас похитить!
- Но вы же хотите, чтобы ваша невеста выглядела лучше всех на балу?
- Мари, ваша красота не нуждается в том, чтобы ее подчеркивать, - Александр поцеловал принцессе руку. – И все же я смею надеяться, что мой подарок хоть немного порадует вас. Мари, прошу вас, закройте глаза.
- Александр, это сюрприз? – радостно воскликнула принцесса.
- Да, Мари, – она закрыла глаза, а Александр надел ей на шею ожерелье. Он подвел ее к зеркалу и попросил открыть глаза.
Принцесса в первую секунду не могла вымолвить ни слова. Ожерелье было прекрасно: оно чудесно гармонировало с цветом ее глаз и ослепительно сияло. Крупные бриллианты и сапфиры в искусном золотом обрамлении делали этот подарок поистине царским.
- О, Александр! Оно так прекрасно! В жизни не видела ничего более красивого!
- Оно бледнеет перед вашей
красотой, - с чувством произнес цесаревич и
склонился к принцессе. Она устремилась ему
навстречу...
Ужин в доме Долгоруких прошел в теплом семейном кругу, в присутствии Ивана и Ильи Петровича. Несмотря на плохие известия о побеге Марфы, все были почти счастливы: Марья Алексеевна мало того, что пришла в себя, но еще и избавилась от расстройства памяти, в котором успела уже всех убедить, кроме наблюдательного доктора; Соня впервые ужинала со всеми, а не в своей комнате, и, самое главное, впервые за долгое время за столом не было Забалуева. Поэтому неприятности снова отошли за задний план, тем более что за весь день ничего страшного не случилось. Даже рискованная с точки зрения безопасности затея Петра Михайловича объехать всех соседей, прошла вполне благополучно: на князя не только не напали, но он еще и с успехом выполнил свою миссию: потрясенные его рассказом помещики сразу же соглашались на пересмотр кандидатуры предводителя.
Соня чувствовала себя едва ли не счастливее всех. Матушка пришла в себя, и, кажется, мир в их семье, наконец, восстановился, Лиза вернулась, а Иван сидел с ней рядом. Правда, она до сих пор не отдала ему свой подарок, но собиралась сделать это при первой же возможности.
Но общее благостное настроение было несколько омрачено Лизой, в самом конце ужина заявившей, что ей нужно возвращаться в Петербург. Лиза коротко рассказала, что произошло в Петербурге, вызвав всеобщее беспокойство.
- Я должна поехать, поймите, я обещала вернуться! – с жаром закончила она свой рассказ.
- Лиза, ты уверена, что дело только в том, что Анна и Владимир попали в беду? – настороженно спросил Петр Михайлович.
- О чем вы? – сначала не поняла Лиза. – Ах, вы думаете, что я возвращаюсь туда из-за Владимира? Уверяю вас, с детскими мечтами покончено! Тем более что...
- Что? – поинтересовался Андрей. – Неужели ты встретила кого-то другого?
Все дружно посмотрели на смущенную Лизу и поняли, что Андрей угадал.
- Пока еще рано говорить, просто я должна поехать...
- Да, Лиза, ты права, - поддержал ее отец. – За нас не беспокойся, мы с Андреем справимся. Тем более, в Петербурге ты будешь в большей безопасности. Поезжай, но и не забывай, что мы тебя тут все ждем. И будем рады увидеть твоего избранника, правда?
Петр Михайлович обратился ко всем, и его дружно поддержали.
После ужина Лиза уехала.
Иван проводил Соню в ее комнату, и она,
собравшись с духом, решила, что подходящий
момент настал. Но Иван ее опередил:
- Сонечка, нас сегодня утром прервали столь радостным известием, что я не осмелился нарушить вашу семейную идиллию. Позвольте мне сейчас вручить вам этот скромный подарок в знак моего к вам расположения и восхищения вашей красотой и мужеством!
Соня, затаив дыхание, следила за тем, как Иван достал из кармана небольшую шкатулку и протянул ей. Она не сразу приняла дар. Она прежде так посмотрела на Ивана, как не позволяла смотреть себе никогда. В ее глазах буквально засветилась ее искренняя и чистая любовь, которую все это время она так тщательно скрывала.
- Соня, примите мой подарок, поверьте, я очень тщательно его выбирал... – голос Ивана вдруг дрогнул, но он сдержал свой первый порыв отбросить в сторону эту шкатулку и привлечь Соню к себе.
Соня взяла шкатулку и открыла ее. Там были прелестные швейцарские золотые часики на изящной цепочке с маленьким белым камушком на заводной головке.
- Господи, Иван! Какой чудесный подарок! Они восхитительны! У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность... Но как... я не могу принять такой дорогой подарок...
- Соня! – строго сказал Иван. – Еще слово, и я подумаю, что вы меня даже не уважаете! Умоляю вас, примите эти часы, пусть они вам напоминают о том, что я дорожу каждой минутой, проведенной с вами!
- Иван!!! – Соня с таким чувством произнесла его имя, что сама удивилась своей смелости. И Иван не сдержался. Он заключил ее в объятия и потянулся к ее губам. Этот сладкий поцелуй, о котором Соня втайне мечтала бессонными ночами, чуть не лишил ее чувств. Она только полностью доверилась его сильным рукам и почувствовала себя бесконечно счастливой.
- Соня, я люблю вас! – сказал Иван позже, глядя в ее счастливые глаза. – Наконец я могу сказать вам это!
- Иван, молчите! – Соня приложила руку к его губам. – Это я должна была сказать первой! Я полюбила вас с первой же секунды, как увидела! И больше ни на миг ваш образ не покидал мое сердце!
Иван поцеловал Сонины пальчики и с нежностью посмотрел ей в глаза.
- Не судите меня строго, Сонечка, но я рад, что вас ранили. Я имел счастье находиться все эти дни рядом с вами.
- Вы не представляете! – засмеялась Соня. – Как же была рада я, когда поняла, что могу каждый день вас видеть! А ведь перед этим происшествием я стояла у окна и думала, как хорошо было бы заболеть... Вот и заболела... Ой, Иван, я же тоже хотела вам подарить подарок!
- А я весь день мучился, что же вы имели в виду, когда говорили о благодарности? Даже на отца разозлился, когда он нас прервал!
Соня немного смутилась:
после подарка Ивана ее подарок казался ей
каким-то несерьезным и малозначимым. Но
Иван был так искренне рад, что она
окончательно убедилась, что не ошиблась в
этом человеке. Иван Штерн был единственным
на Земле мужчиной, которого она могла бы
полюбить, и этот мужчина был сейчас с ней
рядом! Что еще можно было желать?
Когда Владимир открыл глаза, он сначала почти ничего не увидел. Он только ощутил такую сильную слабость, которая показалась бы ему постыдной, если бы в комнате, где он лежал, был кто-нибудь еще. Даже поворот головы дался ему с трудом, и только сейчас он понял, что лежит вовсе не в абсолютной темноте: где-то в дальнем углу комнаты стояла свеча. При ее тусклом свете Владимир никак не мог различить никаких очертаний в помещении, а его взгляд никак не мог сфокусироваться. Но постепенно недалеко от свечи он стал различать фигуру. С каждой секундой фигура обретала очертания, и, наконец, он понял, что это женщина, склонившаяся над книгой.
- Анна! – хотел крикнуть он, но получилось лишь жалкое подобие шепота. Однако женщина услышала и тут же подбежала к нему. – Анна, вы вернулись!
- Владимир Иванович, - услышал он незнакомый голос, и тут же сердце его упало. – Я сиделка, а вы находитесь в дворцовом госпитале.
Владимир вспомнил все, что произошло с ним. Вспомнил, как искал Анну, а нашел Усатого, как он рассказал ему, что Анна пострадала от какого-то пьянчуги, как ее увез какой-то незнакомец... Незнакомец! Господи, ну почему судьба все норовит отнять у него Анну! Что это за человек, каковы его намерения, почему он не отпускает ее? А вдруг она сильно пострадала при падении и теперь нуждается в его помощи? А он лежит тут, как бревно, и даже рукой пошевелить не может!
- В госпитале? – с трудом произнес Владимир, стараясь, чтобы голос звучал хотя бы ровно. – А давно ли я здесь?
- Несколько часов, - было слышно, как улыбнулась сиделка. - Кризис позади, Фридрих Иванович только недавно ушел, убедившись, что вам уже ничего не грозит. Он все удивлялся, насколько сильный у вас организм. Многие на вашем месте не выжили бы.
- Ну, спасибо, милая барышня,
успокоили... – Владимир попытался
улыбнуться, но не смог. Впрочем, он решил,
что в таком полумраке его улыбку все равно
не было бы видно. Равно как не видно сейчас
лица сиделки, голос которой связывал его с
внешним миром. – А который сейчас час?
- Четверть второго ночи, и вам обязательно еще нужно поспать. Вы обессилены, а сон – лучшее лекарство в вашем случае. Давайте я укрою вас, а вы засыпайте.
- Как вас зовут, мадмуазель? – тронутый такой заботой, спросил Владимир.
- Мария, - ответила девушка.
- Спасибо, Мария.
Сиделка поправила его одеяло и села опять у свечи с книгой в руках. Он не представлял, что теперь ему делать, как найти Анну, с чего начать эти поиски. В любом случае, он не смог бы ничего сделать сейчас. Ему действительно нужен был здоровый сон, чтобы набраться сил и постараться завтра покинуть стены этой больницы. Владимир какое-то время смотрел на сиделку, а потом сон и слабость взяли над ним верх: он уснул.
Проснулся Владимир уже утром, и сразу же почувствовал, что уже не так слаб, как ночью. Сиделка сидела на прежнем месте и по-прежнему читала книгу.
- Вы уже проснулись? Еще рано, спите.
- Я больше не хочу спать. А где моя одежда?
- В гардеробе, где же еще? – сиделка указала на противоположный угол палаты. Владимир действительно увидел там гардероб. – Только вам никуда сейчас нельзя, лежите, иначе ваша рана может открыться.
- Конечно, - поспешил успокоить ее Владимир. – Я просто спросил. Сестра, я хочу пить, не принесете ли мне воды?
Владимир рассчитывал, что ей придется куда-то идти, но графин с водой стоял на подоконнике и с кровати не был виден. Он только собирался придумать какой-нибудь еще предлог, чтобы сиделка ушла, как услышал в коридоре шаги. Дверь тихо открылась, и на пороге появился Жуковский, только что узнавший от доктора Мандта о том, что барон Корф попал в его госпиталь.
- О, Владимир Иванович! Вы
уже не спите, а я просто хотел заглянуть и
спросить сестру о вашем самочувствии.
- Василий Андреевич! – обрадовался Владимир. – Я себя чувствую уже значительно лучше, спасибо. Готов прямо сейчас отправиться домой.
- Не слушайте барона, господин Жуковский, - вмешалась сиделка. – Он еще очень слаб, и ночью едва не умер! Я знаю таких больных, как он: чуть полегчает, уже норовят вскочить на ноги, а потом осложнения всякие случаются. Владимир Иванович, вы непременно должны оставаться в больнице. Ваша Анна, надеюсь, подождет, а вот вы можете серьезно пострадать.
- Анна? – удивился Владимир. – Мария, откуда вы знаете про Анну?
- Вы все время в бреду повторяли это имя, и я поняла, что Анна попала в беду.
- Это так, вы правы... А что еще я говорил в бреду?
- Да ничего особенного. Только это имя и можно было разобрать, остальное – невнятно.
- Послушайте, Владимир Иванович, - вмешался Жуковский. - Мария права, вы должны оставаться здесь. Если нужно помочь этой Анне, может я могу быть полезен? Что с ней случилось и кто она?
- Анна – воспитанница моего отца, мы росли вместе. А когда я был в тюрьме, она пропала. Перед тем, как попасть сюда, я выяснил, что она, возвращаясь со свидания со мной, была сбита пьяным извозчиком и какой-то молодой человек среднего роста, немного прихрамывающий, увез ее с собой. Больше я ничего выяснить не смог.
- Постойте, - нахмурился Жуковский, вспоминая. – А когда это произошло?
- В воскресенье, в масленицу.
- Как странно, - проговорил Жуковский. – Очень похожий случай прямо на моих глазах произошел вчера, и тоже недалеко от крепости. И, что самое удивительное, мой хороший знакомый, который тоже вытащил вчера молодую барышню почти из-под колес, очень подходит под ваше описание.
Владимир мгновенно сел в кровати, превозмогая боль и слабость.
- Вы видели девушку, Василий Андреевич? – нетерпеливо спросил он.
- Зачем же вы встали, барон! Я и так вам все расскажу. Да, я ее видел – очень красивая девушка, такую нельзя не заметить. Блондинка с большими серыми глазами. И, кажется, Михаил даже назвал ее имя...
- Василий Андреевич!
- Он представил ее, как Анну.
- Боже, это она!
Владимир встал с постели.
Как не уговаривал его Жуковский, как не
удерживала его сиделка, остановить его было
невозможно. Он только попросил Василия
Андреевича отвезти его к этому его
знакомому, оделся и пошел следом за
Жуковским, который счел за благо
сопроводить строптивого барона, нежели тот
отправится через весь Петербург в одиночку.
Когда Анна проснулась рано утром, Михаил уже не спал. Он сидел за письменным столом, и что-то писал, иногда мечтательно и грустно поглядывая в окно.
- Доброе утро, Михаил!
- О, Анна! – Михаил вскочил со своего стула и поправил волосы у себя на голове. – Доброе утро! Как ваше самочувствие? Память все еще не вернулась к вам?
- Нет, увы.
- Но сегодня вы уже не так грустите, как вчера, верно? – с надеждой спросил Михаил, заглядывая в улыбающиеся глаза Анны.
- Да, у меня почему-то сегодня очень хорошее настроение. Как проснулась, сразу поняла, что сегодня особенный день. А что вы пишите, если не секрет?
- Ах, это... Да так, стихи... Иногда, знаете ли, балуюсь...
- Как интересно! А прочтите мне что-нибудь, пожалуйста! Кажется, я в прошлой жизни очень любила поэзию.
Михаил какое-то время думал,
что бы такое ему прочитать. Наконец, он
решился:
Она поет - и звуки тают,
Как поцелуи на устах,
Глядит - и небеса играют
В ее божественных глазах;
Идет ли - все ее движенья,
Иль молвит слово - все черты
Так полны чувства, выраженья,
Так полны дивной красоты.
Анна на минуту замерла, очарованная красотою стиха.
- И кому же вы посвятили эти прекрасные строки?
- Не важно, Анна. Сейчас я посвящаю их вам.
Анна улыбнулась.
- Михаил, расскажите о себе. Кто ваши родители, кто вы? Я вас почти не знаю, хотя живу с вами под одной крышей.
- О, Анна, история моей семьи
печальна. Меня вырастила моя бабушка. Мой
отец спился и умер от чахотки, мой дедушка
покончил жизнь самоубийством прямо на
новогоднем балу, а моя мама... Моя мама
умерла, когда ей был всего 21 год... Мне сейчас
трудно представить, что я сам уже старше ее
на несколько лет... Мне кажется, что я прожил
еще так мало, но она прожила и того меньше...
Знаете, Анна, у меня осталось одно ярчайшее
воспоминание детства о маме: мне что-то
около трех лет, я сижу на постели, а мама
стоит у окна. Осень, идет унылый дождь, и
мама поет печальную, но прекрасную песню.
Она мне тогда так понравилась, что я потом
несколько раз просил ее повторить. Эта
песня навсегда осталась в моей душе как
память о печальной судьбе моей мамы...
Я сын страданья. Мой отец
Не знал покоя под конец,
В слезах угасла мать моя;
От них остался только я,
Ненужный член в пиру людском,
Младая ветвь на пне сухом...
У Анны на глазах выступили слезы. Она подошла к Михаилу и сочувственно дотронулась до его руки:
- Миша, пожалуйста, не нужно так страдать! В ваших словах столько грусти и печали, что мое сердце сейчас разорвется от сострадания!
- О, Анна, вы так добры! – Михаил поцеловал ей руку и нежно обнял. - Простите мне мои печали, Анна, поверьте, это была минутная слабость. На самом деле я не всегда такой...
- Что здесь происходит?!! – дрожащим голосом с расстановкой произнес Владимир, ворвавшись в комнату.
У Владимира, когда еще он только взбегал по лестнице на третий этаж, забыв о слабости и боли, уже было дурное предчувствие. Тот факт, что Жуковский видел вчера Анну, здоровую или, по крайней мере, способную передвигаться, сам по себе был уже тревожным. Его Анна при первой же возможности вернулась бы домой, а, судя по словам Василия Андреевича, ей вполне было комфортно рядом с этим Михаилом.
Владимира буквально раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он где-то в глубине души надеялся, что это все же не Анна, а с другой – неопределенность была для него не меньшей пыткой, и он готов был пойти на все, лишь бы ее найти. Но дурное предчувствие было еще сильнее.
Дверь в квартиру Михаила была не заперта, поэтому Владимир без малейших колебаний ворвался внутрь. То, что он увидел, повергло его в шок. Посреди комнаты стояла Анна в объятиях другого мужчины.
В глазах Владимира потемнело.
- Что тут происходит?! – с расстановкой произнес он, изо всех сил стараясь не делать поспешных выводов.
Анна отпрянула от этого молодого человека (Усатый довольно точно описал его) и испуганно посмотрела на Владимира.
- Что тут происходит? – повысил он голос, отчего Анна вздрогнула. – Анна, что вы тут делаете?!
- Позвольте! – вмешался Михаил. – Это вы мне объясните, что здесь происходит! Вы врываетесь в мой дом и устраиваете скандал! По какому праву?!
- По праву опекуна этой милой леди!!!
Анна вздрогнула еще раз и
попятилась назад.
- Да как вы смеете! – Михаил сурово выступил навстречу Владимиру, гордо вскинув голову. – Вы оскорбляете своим поведением хозяина в его собственном доме и его гостью! – Михаил уже готов был вызвать Владимира на дуэль, и тот бы, не раздумывая, принял бы вызов, но в этот момент в дверях показался запыхавшийся Жуковский, сильно отставший от Владимира. Он слышал крики еще на лестнице и тут же попытался разрядить обстановку:
- Господа, господа! Подождите! Михаил Юрьевич, это барон Владимир Корф, опекун этой девушки, она несколько дней назад пропала из дома, и он разыскивал ее по всему Петербургу.
Анна в ужасе схватилась за голову, а Михаил, услышавший имя барона Корфа, чуть не простонал от отчаяния. Так вот он какой, этот счастливчик, баловень Судьбы! Молодой статный красавчик, один из тех, кому все всегда достается даром! Вот и Анна досталась ему просто по наследству, раз он ее опекун! А он, как глупый мальчишка, пытался представить барона и стариком, и ловеласом, и неудачливым любовником... Какая жестокая ошибка!
Владимир смотрел на Анну.
Его тяжелый взгляд заставлял ее пятиться
все дальше и дальше назад, пока она не
уперлась спиной в стену. Она была сейчас так
прекрасна в своей растерянности! Но ее
испуганный взгляд отзывался дикой болью в
самом сердце Владимира, постепенно
превращая ярость в тоску.
- Анна, возможно ли это? – тихо спросил он. – После всего, что между нами было? Анна, не молчите! Что с вами?
Некоторое замешательство всех участников этой сцены никому не позволило какое-то время произнести ни слова. Тишина повисла в воздухе тяжелой свинцовой тучей, готовая разразиться громом и молнией или пролиться дождем.
- Анна? – вопросительные интонации в голосе Владимира выдали его беспокойство. – Анна, ответьте! Что с вами?
- Я... – только и смогла произнести она, понимая, что обязана объясниться. – Я ничего не помню. Простите!
Владимир нахмурился, ничего не понимая.
- Господа, я все объясню, - вмешался Михаил, поняв, что Судьба и в этот раз обманула его. Пари, заключенное с этой изменчивой особой, он вчистую проиграл. Теперь он банкрот. Се ля ви.
Все дружно посмотрели на него. Голосом, преисполненным достоинства и грусти одновременно, Михаил продолжил:
- Я увидел, как Анну сбил пьяный извозчик, и оказал ей помощь. Анна потеряла память, она не знала, где ее дом и кто ее родные, поэтому ей некуда было идти. Я рад, что нашлись ее близкие, и теперь у нее есть шанс вернуть себе прежнюю жизнь.
- Да, Михаил мне помог, – наконец произнесла Анна. – Я пыталась хоть что-то вспомнить, но не смогла... Я ударилась головой... Так значит вы... мой опекун?
Владимир, не веря
собственным ушам, в отчаянии качал головой.
На его лбу появилась испарина. Как, как
такое возможно? За что судьба так жестока к
ним? Почему не дает им быть вместе?
- Как, разве... – Анна поняла этот отрицательный жест Владимира по-своему. – Этот господин сказал, что вы – мой опекун... Так это не правда?
Владимир молчал, все еще не в силах поверить в произошедшее.
- Нет, мадмуазель, - снова вмешался Жуковский. – Владимир Иванович действительно ваш опекун. Просто он сильно потрясен произошедшим с вами несчастьем... Он сам едва держится на ногах! Чтобы найти вас, он...
- Довольно, Василий Андреевич, - нетерпеливо произнес Владимир и с тихим отчаянием спросил у Анны: - Господи, Анна, вы меня не помните?!
Анна вновь испугалась. Она ужасно боялась ответить что-нибудь не то. Она боялась неосторожным словом задеть этого молодого господина, который, оказывается, был ее опекуном, боялась обидеть Михаила, который был так добр к ней.
- Неужели вы меня не помните, Анна? – отчаянно повторил Владимир. – Ответьте же!
- Я не помню ничего, простите... – ответила, наконец, Анна, и большая слеза скатилась по ее щеке. - Поймите, мне тоже нелегко...
- О!!! – воскликнул Владимир в отчаянии и стремительно скрылся за дверью.
- Михаил Юрьевич, - произнес Жуковский, - полагаю, когда Анна нашлась, ей нужно вернуться домой. Барон очень сильно переживал все это время, и он сейчас не совсем здоров.
- Конечно, - с трудом произнес Михаил. – Анна, вот и сбылось ваше самое горячее желание: вы нашли свою семью...
- Миша! – Анна не забыла, что он рассказал ей. – Не забывайте, что в жизни есть еще друзья! Надеюсь, мы не расстаемся навсегда, но я должна вернуть себе то, что нечаянно потеряла.
Михаил подошел к ней и поцеловал руку.
- Вы знаете, где я живу. Двери моего дома всегда для вас открыты.
- Спасибо вам за все.
Анна улыбнулась и пошла к двери. На пороге вдруг снова показался Владимир. Выглядел он измученно и устало, его слегка пошатывало, а испарина покрывала уже все лицо, но его глаза светились таким ярким и теплым светом, что у Анны что-то дрогнуло внутри.
- Анна, простите мне мою вспышку гнева. Если понадобится, я завоюю вас еще раз. Еще тысячу раз! Только вернитесь домой...
Владимир протянул ей руку, и она протянула ему свою. Михаил прислонился спиной к стене, наблюдая за этой сценой. Прежде чем уйти, Владимир коротко ему поклонился.
Иван собирался еще раз сходить к Сычихе. Он встал этим утром раньше обычного и сразу же пошел в лес. Ему нужно было многое успеть, поэтому он спешил.
К счастью, Сычиха была дома: она как раз кипятила самовар и собиралась завтракать. На незваного гостя она посмотрела хмуро, но прогонять не стала.
- Опять пришел про кольцо спрашивать? – вместо приветствия спросила она.
- Да, для меня это слишком важно. Пожалуйста, помогите мне еще немного. Я вам заплачу.
Сычиха испытующе посмотрела на Ивана, но ничего не сказала.
- Вы сказали, что вам это кольцо подарила ваша знакомая. Я понял, что она уже умерла, но у нее могли остаться родственники, может, они что-то знают.
- Я не стану отвечать на твои вопросы, пока ты не скажешь, почему их задаешь.
Иван колебался. Он не хотел, чтобы история с кольцом получила огласку, он даже отцу не сказал, что нашел кольцо: у него и так проблем хватало, ни к чему ему были тяжелые воспоминания. Но Иван понял, что Сычиха действительно ему ничего не скажет, если он не ответит ей правду.
- Этот перстень – фамильная драгоценность моего рода по материнской линии, и он пропал сразу после смерти моей мамы.
Бровь Сычихи удивленно дернулась вверх.
- Когда умерла твоя мать?
- Да как раз тогда, когда кольцо, по всей видимости, попало к вам. Это было почти двадцать лет назад. Скажите, где жила та крепостная и как ее звали? Я попробую разыскать тех, кто ее знал.
- Хорошо. Я расскажу тебе, но ты должен будешь пообещать мне, что это кольцо никогда больше не попадет в чужие руки. Забери его у Полины.
- Я как раз собирался это сделать. Я выкуплю у нее кольцо, если она не отдаст его просто так.
- Хорошо. Тогда слушай.
Сычиха села, не спеша налила себе из вскипевшего самовара кипяток в чашку с заваркой, отхлебнула глоток и только после этого заговорила:
- Этот перстень подарила мне моя подруга, Пелагея Карпова, перед самой смертью. Холера тогда по деревне свирепствовала, она унесла сначала в могилу ее трехлетнего сына, а потом и ее саму. Перстень же этот она мне дала, чтобы я взяла на воспитание ее годовалую дочку, которая чудом не заболела и нуждалась в защите и опеке.
- Так вы воспитали ее дочь? – удивился Иван. Что-то никакой девушки он поблизости не видел.
- Нет, тогда я уже не могла это сделать, - в глазах Сычихи промелькнула такая невыразимая тоска, что Иван начал проникаться к этой женщине уважением. – Я уже несколько месяцев как жила в этой избушке, да только тогда она была с худой крышей и щелями в стенах... Как я могла сюда принести маленького ребенка? Да только Пелагеи я не сказала, не хотела у нее перед смертью надежду отнимать. Обещала, что с ее дочкой все будет в порядке.
- А где же тогда девочка?
- Я отдала ее в хорошие руки, очень хорошие руки. Ей повезло намного больше, чем ее матери и братику.
- А кольцо оставили себе?
- Нет, не совсем так. Я хотела его отдать ее новым приемным родителям, да только они не взяли. Сказали, что мне оно нужнее, – Сычиха горько усмехнулась. – Да только я его продавать все равно не стала, сберегла, как память о подруге.
- А как же этот перстень попал к Полине?
- А ты у нее и спроси, - лицо Сычихи помрачнело. – Да только не место ему в руках этой дурехи! Забери кольцо! Раз оно принадлежало твоей семье, то и должно быть у тебя!
- Скажите, а где сейчас эта девочка? Она жива?
- Жива, да только больше я тебе ничего не скажу. Это не моя тайна.
- Тогда скажите, в какой деревне жила Пелагея.
Сычиха внимательно
посмотрела на Ивана, и снова не прочла в его
мыслях ничего дурного. А вот любопытства и
желания все узнать там было предостаточно!
Она поняла, что этот молодой человек
непременно докопается до правды.
- Это деревня на правом берегу реки, принадлежит Корфам.
- Остались ли у Пелагеи какие-нибудь родные?
- Думаешь, стала бы она отдавать ребенка мне, будь у нее родственники?
- А вы не спросили, откуда она могла взять такое дорогое кольцо?
- О чем ты? Она при смерти была, да и не важно мне это было. Я ее хорошо знала: украсть она никогда бы не смогла, а то, что тот перстень к ней попал, значит, так и нужно было.
- Но неужели вам не было интересно?
- Нет, мне тогда не до этого было, - глаза Сычихи блеснули слезой отчаяния, которое она когда-то испытала, и Иван понял, что она его не обманывает. Он подумал, что произошедшее когда-то с ней могло быть как-то связано с тайной их фамильной драгоценности. Он понял, что даже если бы Сычиха никогда и не видела перстень, он все равно бы постарался узнать, что же такое ужасное произошло когда-то в ее жизни. Видимо, это событие и стало причиной того, что она вела столь уединенный и странный образ жизни и повлияло на состояние ее рассудка.
- Хорошо, большое спасибо, - поблагодарил Иван. – Вы мне очень помогли. Скажите, может и вам я могу чем-то помочь?
Сычиха усмехнулась:
- Мне уже ничем не поможешь.
- Не говорите так. Может, вам деньги нужны или продукты какие? Или медикаменты, я ведь врач.
- Я сама себе врач, - ответила Сычиха. – Но все равно, спасибо тебе. Мне редко кто помощь предлагает. Все с вопросами да с бедами ко мне ходят...
- Ну вот, я и говорю. Если вам
что-то понадобится, обращайтесь ко мне, -
Иван улыбнулся и подумал, что совсем она не
ведьма, а просто уставшая от жизни и
одиночества женщина, чья судьба сыграла с
ней злую шутку. Он вежливо с ней попрощался,
уже решив, как будет действовать дальше.
Выйдя из ее избушки, он направился в
поместье барона Корфа.
Рано утром Николай Кузьмич и Никита отправились в Петербург, чтобы достать все необходимое Павлу для рисования и поговорить с нужными людьми. Всю эту ночь Николай Кузьмич не спали думал о том, что за божья благодать снизошла на Павла, одарив его таким удивительным талантом. Но всякий раз мыслями он возвращался к портрету Анны, который Павел вчера подарил ему на прощание. Образ этой девушки вызывал у него смутное беспокойство, но он никак не мог уловить его причину. Поэтому, как только они сели в повозку и отправились в Петербург, Николай Кузьмич обратился к Никите:
- Никита, расскажи мне о своей возлюбленной. Кто она, кто ее родители, где они сейчас, как она живет.
- А зачем это вам? – искренне удивился Никита.
- Я и сам пока не знаю. Просто расскажи.
- А что рассказывать? Ее воспитал барон как благородную, хотя она всегда оставалась крепостной. Это только совсем недавно Владимир Иванович освободил ее, и она уехала в Петербург, чтобы стать актрисой в императорском театре.
- Актрисой? Но это же не так просто. Знавал я нескольких девушек, которые мечтали играть на сцене, да только ни одна из них в императорский театр не попала.
- Ну что вы! – воскликнул Никита с восхищением. – У нее же настоящий талант! Она уже однажды выступала перед знатной публикой в Петербурге, все были в восторге! За ней даже сам директор императорских театров приезжал, звал с собой.
- Вот как... - Николай Кузьмич задумался. – А кто такой Владимир Иванович?
- Так это сын старого барона Корфа. После его смерти он все унаследовал.
- А где настоящие родители Анны?
- Умерли, она сирота.
- А кто они были?
- Ну и вопросы вы мне задаете, Николай Кузьмич! А я почем знаю!
- А кто знать может?
- Про родителей-то? Да старый барон знал, это точно. Еще могла знать Варвара, она у нас все знает.
- Кто такая эта Варвара?
- Да кухарка наша, то есть барона Корфа. Она всегда на хорошем счету была, да и в доме работает давно. А все ж таки, Николай Кузьмич, зачем вы про Анну так выспрашиваете? – подозрительно спросил Никита, только сейчас подумавший, что Николай Кузьмич, несмотря на его лета, вполне мог тоже влюбиться в Анну, даром, что холостой.
Николай Кузьмич глубоко
задумался, но ничего Никите не ответил,
только укрепив его подозрения и вызвав
тревогу. Больше до самого Петербурга они не
произнесли ни слова, думая каждый о своем.
Полину Иван сразу не нашел: никто ее еще не видел сегодня, а в комнате ее не было. Иван сел на кухне и стал ждать ее появления, немного нервничая, что сегодня задержится с визитом к Соне, и думая о ней.
- Добрый день! – в кухню вошел Карл Модестович и с любопытством посмотрел на незнакомого ему человека. – Не имею чести знать вас, сударь. Кого-то ждете? Если барона, то он в Петербург уехал, будет не скоро.
- Я – Иван Ильич Штерн, врач. Ищу Полину, крепостную барона. Кто вы?
- Карл Модестович Шуллер, здешний управляющий, к вашим услугам! Зачем же вам понадобилась Полина?
- По личному делу. Вы не знаете, где она?
Карл Модестович лукаво посмотрел на Ивана и решил, что Полька захомутала себе нового кавалера. Усмехнувшись в усы, он ответил:
- Вот если бы по делу, я бы вам ее из-под земли достал, а вот личных дел крепостным иметь не велено.
Иван более внимательно посмотрел в хитрые глаза управляющего. Однако, тот определенно напрашивался на взятку! Вот ведь, прохвост! Да уж очень Иван хотел побыстрее к Соне отправиться, поэтому решил пойти на поводу у этого ушлого немца.
- Ну а если эти личные дела настолько важны, что я вас готов отблагодарить, если вы мне Полину приведете?
- Ну, это зависит... - Карл Модестович сделал красноречивую паузу.
Иван достал из кармана купюру и положил на стол. Кислая физиономия Карла Модестовича подсказала ему, что этого мало. Пришлось подчиниться. После двух купюр и еще одной, посуленной после выполнения просьбы, Карл Модестович откланялся и пообещал в скорости привести ему Полину.
Не прошло и пяти минут, как
Полина буквально влетела в кухню. Она,
видимо, так спешила, что волосы на голове
растрепались, а дыхание сбилось. Карла
Модестовича пока не наблюдалось: отстал
видно.
- Иван Ильич! – воскликнула радостно Полина и стрельнула глазками. – Как я рада, что вы пришли! А я вот Варваре в погребе помогала ревизию делать, а то в последнее время пропадать продукты-то стали, - Полина покосилась на только что вошедшего Карла Модестовича. – Если бы я знала, что вы пришли...
- Иван Ильич, - перебил ее Карл Модестович, - я вашу просьбу исполнил.
- Спасибо, Карл Модестович. Полина, пойдемте во двор, мне с вами поговорить нужно.
Полина, едва сдерживая радость, вышла из кухни. Иван, проследовав за ней, на ходу сунул Карлу Модестовичу обещанную купюру.
Полина ждала его у дверей, счастливо улыбаясь.
- Давайте к лесу прогуляемся, - предложила она. – Там нам никто не помешает.
- Полина, - улыбнулся Иван, - у меня немного времени, поэтому давайте поговорим здесь.
Полина слегка надула губки, но согласилась.
- У меня к вам одна просьба.
- Какая? – игриво спросила Полина.
Иван не удержался и рассмеялся. Ну до чего же бесхитростными и очевидными были попытки этой девушки соблазнить его! Полина же нахмурилась, не понимая, что же сказала такого смешного.
- Ой, Полина, простите! – отсмеялся Иван. – Не обращайте внимания, это я о своем!
Полина хмуриться перестала, но стала осторожнее в своих словах.
- Скажите, какая просьба?
- Я пришел за кольцом. Пожалуйста, продайте мне его.
- Продать вам кольцо?
- Да, пожалуйста, это для меня очень важно.
- Но...
- Полина, я хорошо вам заплачу, но мне нужно это кольцо, - Иван достал пачку денег, специально для этого приготовленных, и протянул их Полине. – Пожалуйста, принесите мне кольцо.
Полина, никогда в жизни не державшая такую большую сумму в руках, поначалу просто опешила. Потом она разочарованно посмотрела на Ивана, подумав, что зря так радовалась его появлению. Она-то дурочка, надеялась, что он обратил на нее внимание, а ему, оказывается, нужно было только кольцо! Ну что ж, деньги сами плыли ей в руки, она не собиралась от них отказываться. Полина гордо вскинув голову, взяла деньги и сказала, что сейчас принесет кольцо. Вернулась она почти сразу, быстро сунула Ивану кольцо и, обиженно посмотрев на него, стремительно скрылась за дверью. В дверном проеме Иван успел только заметить край сюртука Карла Модестовича.
Крикнув вдогонку Полине «спасибо»,
он поспешил в поместье Долгоруких.
Поручик Орлов постучал в комнату Александра, когда их партия в шахматы с Марией была в самом разгаре. Александр никак не ожидал увидеть в принцессе столь сильного противника, и сейчас был чрезвычайно обеспокоен тем, как не проиграть партию. Поручик явился очень некстати.
- Ваше высочество, его величество просили вас немедленно явиться к нему.
- О! – разочарованно протянул Александр. – Мари, я прошу простить меня, придется отложить нашу партию на самом интересном месте.
- Конечно, Александр, идите, - улыбнулась принцесса.
Александр, немного обеспокоенный тем, что могло так срочно понадобиться отцу, поклонился принцессе и вышел вместе с поручиком.
- Что там стряслось, поручик?
- Не могу знать, ваше высочество. Но только император сильно не в духе после визита господина Заморенова.
- Заморенов? Кто это?
- Это начальник тюрьмы в Петропавловской крепости.
Александр нахмурился, поняв, о чем сейчас пойдет речь. И не ошибся.
Николай I действительно был сильно не в духе. В ожидании сына он расхаживал из угла в угол, скрестив руки за спиной. Вид у императора был грозный. Когда поручик удалился, Николай еще какое-то время молчал.
- Ваше величество, - решил первым начать Александр. – Что произошло?
- Вы спрашиваете – что произошло? Неужто поручик Орлов вам не доложил о визите начальника тюрьмы? Неужто не догадываетесь, о чем он со мною говорил?
- Смею предположить, что о судьбе своего подчиненного Сергея Писарева.
- Вот именно, Александр, вот
именно! Я вдруг узнал, что вы взяли на себя
право наказывать за проступки офицеров
путем лишения их воинского звания без
соответствующего на то указа и помещением
под арест?
- Ваше величество! Поручик Писарев совершил проступок, недостойный звания офицера, и он должен был понести наказание! – горячо заявил Александр.
- Меня сейчас не интересует, за что был наказан поручик. Но мне доподлинно известно, что это произошло все из-за того же барона Корфа! Я уже предупреждал вас, Александр, что не желаю больше слышать этого имени! Уверен, если бы речь шла о ком-то другом, вы бы не стали наказывать подвернувшегося под руку офицера! Вы, Александр, будущий император, и вами всегда – слышите? всегда! – должны двигать только соображения целесообразности для России того или иного решения. Вы же сейчас поставили свои личные привязанности выше интересов государства, и именно это вывело меня из себя!
- Ваше величество! Я могу вам обещать, что превыше всего всегда буду чтить честь, долг и справедливость! Пусть я не смогу лично разобраться в каждом случае, но там, где несправедливость будет твориться на моих глазах, я буду беспощаден!
- Ах, ах! Какие громкие слова! Государство, сын мой, не площадка для бравады и дешевой патетики. Порядок зиждется на законах, равных для всех! Вы никогда не должны забывать об этом!
- Хорошо, ваше величество, - скрипя зубами, согласился Александр. – Этот урок я запомню. Надеюсь, вы не отменили все мои распоряжения?
Николай, казалось, выговорил все, что хотел. Он уже не метал глазами молнии, а только смотрел на Александра суровым отеческим взглядом.
- Я вынужден был согласиться с виной Писарева в неком проступке, чтобы не подорвать вашу репутацию. Возвращать ему офицерское звание было бы равносильно признанию разногласий в императорской семье, а это недопустимо. Но я был должен освободить его из-под стражи под видом монаршей милости, и обсуждать больше этот досадный эпизод я не намерен. Ступайте, Александр, и помните все то, что я вам сказал.
Александр нарочито вежливо
поклонился и ушел. В шахматы ему играть
совершенно расхотелось.
Сидя в коляске и изо всех сил стараясь не поддаваться предательской слабости, Владимир не отрываясь, смотрел на сидевшую напротив Анну. Явно напуганная всем происшедшим и растерянная оттого, что ее окружали незнакомые люди, она отводила взгляд. Владимир не пытался сейчас заговорить с ней: он не хотел ее еще больше пугать и торопить события. Теперь он свободен, и у них впереди много времени. Он подождет.
Молчал и Жуковский: сцена в доме его знакомого и коллеги произвела на него неизгладимое впечатление. Впрочем, у Василия Андреевича не было оснований совсем уж забывать обо всем на свете, и он собирался, пока барон не опомнился, отвезти его снова в госпиталь: вид у него был неважный, и было ясно, что до сих пор он держался только на силе воли.
Но Владимир быстро заметил, что они едут не туда.
- Василий Андреевич, я не еду в госпиталь. Надеюсь, вы меня поймете.
Жуковский попытался с ним поспорить, зная заранее, что это бесполезно. Бросив бесплодные попытки, он обещал все же попросить доктора Мандта лично приехать в особняк Владимира, чтобы оказать ему помощь. Владимир поблагодарил Жуковского за помощь и понимание и попросил оказать ему еще одну услугу: отвезти их с Анной домой.
Во время этого разговора Анна по-прежнему молчала, но от Владимира не укрылось, что она внимательно слушала. Это было без сомнения хорошим знаком.
Когда Жуковский, высадив их у порога, уехал, Владимир пригласил Анну в особняк:
- Добро пожаловать домой, Анна.
Этот дом, в котором она провела немало дней своей жизни, был ей теперь незнакомым. Владимир терпеливо ходил за Анной, пока она разглядывала комнаты, и давал нужные пояснения, превозмогая боль и усталость. Его едва заметно пошатывало, а платок, которым он промокал время от времени лоб, уже почти совсем стал мокрым. Наконец, они дошли до спальни Анны.
- Ну вот, Анна, это ваша комната. Здесь все ваши вещи: платья, шляпки, украшения. Быть может, они помогут вам вспомнить, - Владимир сделал акцент на последнем слове и поймал взгляд Анны. - Думаю, на этом нужно закончить наш небольшой осмотр и поговорить, не так ли?
- Да, мне нужно задать так много вопросов, что я даже не знаю, с чего начать...
Анна тихо потупила взгляд, и Владимир улыбнулся от волны нахлынувших чувств. О, как же много томительных минут ему пришлось провести вдали от нее! И как же хорошо, что она сейчас рядом!
- Давайте начнем с главного:
присядем, и я налью нам чего-нибудь выпить.
Анна благодарно кивнула. Глоток бургундского придал ей немного сил. Владимир тоже позволил себе отпить приличный глоток вина и сесть в кресло.
- Ну же Анна, я весь в вашем распоряжении. Готов ответить хоть на тысячу ваших вопросов.
Анна не успела ничего спросить. В комнату, как ураган, ворвался Михаил, а следом за ним вбежала и Лиза, ненамного от него отстав.
- Господи, Владимир! – воскликнул Михаил. – Мы с ног сбились, разыскивая тебя! Анна! Наконец-то вы нашлись! Слава богу! Теперь все будет в порядке!
- Анна, где вы пропадали? – воскликнула в свою очередь Лиза. – Мы так за вас волновались! Как я рада, что все обошлось! Но теперь, Владимир, вы от нас не сбежите!
- Да, Лиза права, теперь-то мы вас обоих запрем здесь на замок и никуда не отпустим! У вас обоих удивительная способность попадать в разные истории. Надеюсь, на этом повествование закончено. А теперь вы все нам расскажете. Мы оба были в госпитале, и приехавший Жуковский сообщил нам, что отвез вас обоих домой. Мы тут же бросились сюда и не успели ни о чем его расспросить.
- Да, и привезли доктора Мандта.
С этими словами Лизы доктор как раз не спеша вошел в комнату. Он сурово посмотрел на Владимира и также сурово провозгласил:
- Владимир Иванович, я приехал сюда только из уважения к Василию Андреевичу и вашему покойному батюшке. Однако если вы сейчас же не выполните все мои указания, я тотчас уеду, и тогда вы сможете относиться к своему здоровью так, как вам заблагорассудится.
- Ну что вы, Фридрих
Иванович, теперь я в полном вашем
распоряжении, а мое здоровье нужно мне, как
никогда! Прошу прощения за свое бегство из
госпиталя, но на тот момент я не мог
поступить иначе, – Владимир посмотрел на
Анну, словно желая лишний раз убедиться, что
она теперь рядом и никуда не пропадет. Она
по-прежнему казалась растерянной, но это
было вполне объяснимо: столько новых людей
и впечатлений за один день! Кто знает, может
это и к лучшему: все старые горести и печали
позабыты, а жизнь – как чистая книга – ее
можно писать заново! Нужно только
позаботиться о том, чтобы его имя было
вписано в эту книгу не на самом последнем
месте.
Обиженная Полина не заметила Карла Модестовича, который прятался за дверным косяком, поэтому вздрогнула от неожиданности, когда он ее окликнул.
- Чего это ты там прячешь?
- Фу ты! Напугал, черт старый! – выругалась Полина, схватившись за сердце. – Так ведь недолго и до удара человека довести!
- Ничего, ты у нас девка крепкая, любой удар выдержать сможешь, - усмехнулся Карл Модестович. - Ну-ка, рассказывай, откуда деньги такие взяла? Али барина ограбила?
- Бог с вами, Карл Модестович, какие деньги?
- А те, что ты в комнату свою отнесла. Мне Владимир Иванович платит за то, чтобы я следил за всем, что происходит в этом доме. Вот я и стараюсь по мере сил.
- Да уж, там, где деньгами пахнет, вы всегда тут как тут!
- А поместье в Курляндии, дорогая моя, ждать долго не будет. Надо как-то крутиться, – слащавый тон Карла Модестовича в один миг поменялся на строгий: - Говори, за что тебе барин денег дал, а то высеку!
- Да что вы, Карл Модестович! – испугалась Полина и вдруг подумала, что управляющий может ей пригодиться. – А вы все о поместье в Курляндии мечтаете?
- А то как же! Если себя будешь хорошо вести, и тебя с собой возьму, - заулыбался Карл Модестович. – Горничной.
Полина сделала вид, что обиделась, и нахмурилась. Отсмеявшись, Карл Модестович ласково взял ее под локоток и провел на кухню.
- А что? Тебе, Полька, и горничной будет лучше, чем сейчас. Вон как ты обрадовалась, что этот докторишка тебя ищет, глаз на него положила, да? Да только доктор этот к тебе совсем не за амурными разговорами пришел, а по делу. Кому ты еще нужна, такая дуреха, кроме меня?
- А вот и нужна! – не
выдержала Полина и вырвалась из рук Карла
Модестовича. – Он еще увидит, как может
любить простая девушка!
- Ах, разговор уже о любви идет? Мило, мило. Да только доктор твой на тебя и не взглянет, если меры не предпринять.
- Какие меры? – удивилась Полина.
- А ты сначала скажи, за что он дал тебе деньги, вот тогда и поговорим.
- Да кольцо я ему продала, он очень просил.
- Какое такое кольцо? – нахмурился Карл Модестович. – Ну-ка, рассказывай все с самого начала!
- Да просто кольцо. Он у меня его однажды увидел, и купить захотел. Ну я и продала.
- Это что ж за кольцо такое, что таких денег стоит? Видел я, какая у тебя пачка в руках была! Откуда взяла кольцо?
Полина говорить не собиралась, но Карл Модестович больно схватил ее за руку и потянул на себя:
- Совсем распустилась, Полька, забыла, что крепостная? Не знаешь, что ли, что у тебя не может быть собственности? Все принадлежит барону! Вот я Владимиру Ивановичу сообщу, он у тебя все деньги и заберет.
Полина об этом как-то не подумала. Прав был Модестович – деньги скрывать нужно было. А это значило, что нужно было с ним делиться.
- Но ты же мне не чужая, Поля, - прошептал ей в самое ухо слащавым голосом Карл Модестович. – Я не буду сообщать барину, и с доктором тебе помогу, если ты меня не обидишь.
- А не обманешь? – спросила Полина, уже зная, что все равно ей деваться некуда, а Карл Модестович действительно мог ей с Иваном помочь.
- Упаси бог! Как можно! Ты мне деньги, я тебе жениха на блюдечке с голубой каемочкой. Сама посуди: зачем мне тебя обманывать? Так я тебя пристрою к этому барину, мне тебя в Курляндию везти не придется. Опять же экономия.
- Вот, значит, какая любовь ваша, Карл Модестович?
- А кто говорил о любви? Ну, если ты не хочешь...
- Нет, постойте! Я согласна. Но смотрите, Карл Модестович, если обманете, все барону расскажу!
Карл Модестович усмехнулся
в усы и отправил Полину за деньгами.
Андрей Платонович Забалуев провел ночь в своем разоренном поместье, лежа на полу на старом тулупе, который в нескольких местах прогрызли крысы. Поспать ему почти не удалось: было холодно и жутко от звуков, которыми был полон заброшенный дом. Не раз за эту ночь он осыпал проклятиями все семейство Долгоруких, не один раз клялся сделать все, что в его силах, лишь бы отомстить за все свои унижения. И не раз благодарил небеса, что заранее догадался обо всем позаботиться. Теперь все пойдет своим чередом: карающая десница уже занесена над Долгорукими, нужно было только точно рассчитать удар.
Андрей Платонович также поклялся, что не будет больше ночевать в таком хлеву. В конце концов, он не собака какая-то, чтобы спать на коврике! Деньги у него - слава государю императору! – были, на какое-то время их хватит. Однако, во что бы то ни стало, нужно было раздобыть еще.
Под утро Андрей Платонович уснул, но его сон никак нельзя было назвать спасительным. Ему снились кошмары один хуже другого, и когда он ближе к полудню проснулся, почувствовал себя таким разбитым, словно призраки из его страшного сна материализовались, и всю ночь наяву его мучили.
Забалуев встал и собрался в табор к цыганам наведать своего протеже. Именно с ним он собирался обсудить подробности своего плана.
В таборе он, как назло, наткнулся на Раду. Естественно, она хотела узнать, когда Андрей Платонович приведет к ней князя Репнина.
- А князь Репнин сейчас в Петербурге, милая моя. Вот когда приедет, тогда и спрашивай.
- Значит, князь в столице, а твой человек в таборе? Не было у нас такого уговора!
- А почем мне знать было? Я только вчера и узнал, когда хотел просьбу твою выполнить. Не волнуйся, доставлю тебе твоего Репнина в наилучшем виде. Как только вернется. Ты уж моего человека не прогоняй, пропадет, сердешный.
- Это он-то - сердешный? Забыл, барин, что цыганку нельзя обмануть? У твоего человека сердце черное, и смотрит он волком.
- Это он потому волком смотрит, что уже давно с людьми не общался, все время прятаться приходится.
- Уж не от того ли прячется он, что свершил что-то ужасное?
- Ну что ты! Разве ты его не видела? Разве не понимаешь, что таким людям трудно жить в обществе? И где же ваш цыганский дух противления общественному мнению? Вы должны таких людей, как он, вместо знамени держать!
- Ни к чему нам знамя. И проблемы ни к чему. Если твой человек хоть какой-то вред нам причинит – сдадим его властям и раздумывать не станем. И следить за ним будем так, что ничего незаметно он не сделает. Так ему и передай.
- Да с чего ты взяла, что он на плохое способен?
- А куда он прошлой ночью уходил? Неужто безобидный человек отважится идти в ночной лес в одиночку? В общем, разговор пустой. Иди к своему человеку и помни, что я сказала.
Рада развернулась и пошла прочь. Андрей Платонович прошел мимо костра, провожаемый хмурыми взглядами цыган, и забрался в нужную ему кибитку.
- Ну что, Егорушка, будем делать? – вместо приветствия спросил он.
Из угла темной кибитки на свет вышел высокий здоровенный мужик с сутулой спиной и обезображенным лицом, по которому невозможно было определить возраст: ему могло быть и двадцать, и сорок лет. Не зря Андрей Платонович говорил Раде про изгоев общества. Вид этого человека действительно вызывал отвращение: перекошенные глаза, один из которых почти что вылез из орбиты, верхняя губа была настолько коротка, что не прикрывала гнилые зубы, нос напоминал что-то вроде переспелого огурца, скрученного на бок и покрытого пупырышками. Кожа этого человека имела нездоровый землистый оттенок и была бугристой от когда-то перенесенной оспы. Но Андрей Платонович уже давно привык к его внешнему виду, и теперь только сурово спросил:
- Скажи мне Егорушка, почему ты не носишь повязку?
В ответ Егор только достал из кармана кусок белой ткани и прикрыл им нижнюю часть лица.
Главы 1-49 Главы 50-99 Главы 100-149 Главы 150-299
Также заходите на:
Официальный
сайт сериала "Бедная Настя"
Форум
сериала "Бедная Настя"
АЛЬТЕРНАТИВНОЕ продолжение сериала.
Свой
сайт - это просто! Пособие для чайников.
Хотите сделать свой сайт? Не знаете с чего
начать, как сделать и как раскрутить?
Тогда этот сайт для вас! Он целиком посвящен
легкому созданию сайта для начинающих!
Бесплатные программы, дизайн, раскрутка,
скрипты, анимация... Все это вы найдете здесь!